— Меня зовут Алиса, я дочь Билла из Абердина, — без тени интереса к собственной биографии произнесла мама. — Еще работала у Татуоле.
— Про твоего отца я слыхал, а Татуоле — кто ж его не знает, — ответил Хальворсен; казалось, ему совершенно плевать, какое впечатление он производит на Алису.
Джек начал задумываться, а зачем они вообще сюда пришли.
— Так вот, значит, Партитурщик, — снова начала Алиса. — Он не сказал тебе случайно, куда направляется?
— Он был вне себя от того, что я его заразил, — сказал Хальворсен таким тоном, словно бы нехотя признавал свою вину. — Так что когда он зашел ко мне снова, он был, как бы это... не в настроении говорить о своих планах.
— Он уехал в Хельсинки, — сказала Алиса. Хальворсен и бровью не повел. Если она знает, куда уехал Уильям, ради чего допрашивать его. — Ты не знаешь, случайно, каких-нибудь татуировщиков в Хельсинки?
— Хороших там нет.
— Ну, тут тоже.
Тронд Хальворсен подмигнул Джеку — мол, понимаю, парень, тяжело тебе приходится — жить с такой мегерой. Он помешал варево в кастрюле, вынул рыбу, показал ее Джеку, положил рыбу обратно.
— В Хельсинки, — сказал он, словно обращаясь к рыбе, — если кто и татуирует, то только старые моряки вроде меня.
— Ты хотел сказать, мясники.
— Я хотел сказать, там если кто и татуирует, то работают они дома, как я.
В тоне Хальворсена наконец начало слышаться раздражение и даже возмущение.
— Отлично, ну так ты знаешь кого-нибудь оттуда?
— В Хельсинки есть один ресторан, туда частенько заглядывают матросы, — сказал Хальворсен. — Он в портовом районе, называется "Сальве". Его все знают, популярное место.
— И дальше что?
— А то, что спроси там у официантки, где можно сделать татуировку. Выбирай официантку постарше, такие точно знают.
— Большое спасибо, мистер Хальворсен, — сказала Алиса и протянула ему руку. Он и не думал ее пожать — у "мясников" собственная гордость.
— У тебя мужик-то есть? — улыбаясь до ушей, спросил Хальворсен.
Алиса взъерошила сыну волосы и обняла его.
— Как ты думаешь, а кто вот этот мальчик, Джек?
Этот вопрос не сподвиг Тронда Хальворсена пожать руку Алисе. Вместо этого он сказал:
— Я думаю, что Джек — его точная копия.
Они вернулись в "Бристоль" и собрали вещи, не произнеся ни слова. Администратор был рад, что они уезжают; в вестибюле толпились спортивные журналисты и любители конькобежного спорта — в середине февраля в Осло должен был пройти чемпионат мира, так что многие решили приехать заранее. Джеку не хотелось уезжать, он надеялся поглядеть на конькобежцев.
В тот месяц температура в Осло была на восемь градусов ниже средней, а это значило, как сказал метрдотель, что будет быстрый лед. Джек спросил маму: а что, конькобежцы катаются в темноте или на стадионе есть освещение? Мама не знала.
Он не стал спрашивать маму, на что похож город Хельсинки; он боялся, что она ответит:
— Там еще чернее, чем тут.
День клонился к вечеру, бледный свет снова окрасил их номер в янтарные тона, но без золотого сияния кожи Ингрид My Осло погрузился во мрак.
Джек заснул, и ему приснилась Ингрид, он увидел ее охваченные пламенем ребра и пульсирующее на груди сердце. Он снова наклеивал ей на грудь пластырь и ощущал пальцами биение татуированного сердца, оно оказалось очень горячее и обожгло его сквозь марлю.
Они шли по покрытому коврами коридору, тому самому, где раньше походкой взрослой женщины прошла, повернувшись к Джеку спиной, Ингрид My, и мальчишка думал, что поиски его папы — это тоже сон, только он не кончается.
Однажды днем или ночью они войдут в ресторан, популярное место под названием "Сальве", куда частенько заглядывают финские матросы, и там они встретят официантку, с которой уже пообщался Уильям Бернс, и она скажет им то же, что сказала ему — то есть где можно сделать татуировку, но когда они туда попадут, Уильяма там уже не будет, к тому времени он покинет это место, украсив свою кожу еще одним нотным станом. Мама сказала Джеку, что к тому времени его папа успеет соблазнить очередную женщину или девушку, с которой, конечно, познакомится в церкви, и что ни один член паствы пальцем не пошевелит, чтобы помочь Джеку и маме найти папу.
Уильям снова исчезнет, как исчезают все человеческие звуки, голоса ли, песни ли, когда пространство собора заполняет великая органная музыка; как исчезает все, даже смех, даже боль, даже тоска, которой порой предавалась по ночам мама, думая, что Джек спит и не видит ее.
— До свидания, Осло, — прошептал в коридоре Джек, в том самом коридоре, по которому, думал он, прошла Ингрид My с целым сердцем, а вовсе не с разорванным пополам.
Мама наклонилась и поцеловала его в затылок.
— Здравствуй, Хельсинки! — прошептала она ему на ухо.
Джек снова потянулся за ее рукой. Он знал, как это делается, как ему найти мамину руку. Как он выяснит потом, в те дни он, правду сказать, больше ничего и не знал.
Глава 5. Фиаско в Финляндии
Для начала им пришлось вернуться в Стокгольм, тем же путем, что они плыли в Норвегию, и только оттуда отбыть в Хельсинки, на ночном пароме через Финский залив. Было так холодно, что соленая водяная пыль замерзала на лице у Джека, даже если он выходил на палубу всего на минуту-другую. Низкая температура, однако, не мешала кое-каким бесстрашным финнам и шведам весело гудеть и горланить песни на ледяном воздухе до самой полуночи. Алиса заметила, что некоторые из них еще и блевали — самые удачливые с подветренной стороны. Наутро Джек заметил, как выглядят менее удачливые, те, кто выбрал для облегчения желудка наветренную сторону.
Весельчаки, по большей части молодые люди, рассказали Алисе, что лучший хельсинкский отель для татуировщика — отель "Торни", знаменитый своим так называемым Американским баром, куда любит ходить "золотая молодежь".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48