Бабкин узнал: на нее орала матушка в трапезной, когда Толян привел его устраиваться истопником.
– Л-лена! – негромко крикнул ей вслед Бабкин.
Девушка остановилась.
– Вы теперь здесь р-работаете?.. Я Бабкин, истопник в Алешкине.
– Здравствуйте, – девушка улыбнулась, смиренно прижав руки к груди.
– А мы за свечами приехали.
– Как Вера Ивановна себя чувствует? Бабкин пожал плечами:
– Не знаю.
– Она ведь не скажет. В прошлом году молчала, молчала, чуть не умерла. Как осень, у нее астма начинается. Ей нельзя топить котлы, угольной пылью дышать. Не позволяйте ей, пожалуйста. Кофе пусть не бережет, я ей еще… пришлю, ей полезно.
– Вы больше совсем не приедете? – вдруг выкрикнул Бабкин, и даже без заикания. – Совсем?
– Совсем, – ответила Лена тихо, но твердо. – Не приеду.
Она постояла молча: может быть, Бабкин захочет еще что-нибудь сказать,
– но сказать Бабкину было нечего.
– Простите, – опустив голову, сказала девушка, – мне надо идти. – И боком, чтобы не повернуться к Бабкину спиной, скрылась за колонной.
Катерина Ивановна ждала его возле мотоцикла.
– Отвез картошечку? Ну молодец. Им бы еще свеколки подвезти, морковки, а то, бедные, совсем с голодухи пухнут! грузиться.
Пока грузчики носили в люльку мотоцикла шестигранные упаковки свечей, Катерина Ивановна справилась у мордатой кладовщицы, когда будет ладан – натуральный. Та лениво ответила, что розовый ладан не поступал, есть только зеленый – химический.
– Все, мамаш, – сказал грузчик, – десять пачек. Ладан будешь брать? Катерина Ивановна поморщилась.
– Ну давай два кило… Не ладан, я не знаю, прям как шампунь. Ничего божественного. А по сорок рублей.
Грузчик положил в люльку зеленовато-желтый обломок, похожий на мыло.
– Два кило.
– Восемьдесят рублей? – не поверил Бабкин.
– А то! – ухмыльнулась Катерина Ивановна. – И свечи – упаковка по сорок рублей, и уголь для кадила – таблетка пятачок.
Сзади гуднул грузовик с ленинградским номером.
– Ты знаешь, где метро «Щербаковская»? – забираясь на заднее сиденье, спросила Катерина Ивановна. – Надо нам одним разом уж и в управление заехать, отчет сдать. Узнать, сколько на Афганистан в этом году.
– Афганистан вроде кончился, – неуверенно пробормотал Бабкин, заводя мотоцикл.
– Другое чего-нито началось. Поехали!
Возле телефона-автомата Бабкин вдруг резко затормозил.
– Про покойницу сказать забыл, – испуганно оглянулся он, – Про Колюбакину.
– Про Тоньку-то? Позвони, какая беда.
Пока Бабкин дозванивался, Катерина Ивановна рассматривала фотографии киноартистов, выставленные в газетном ларьке.
– Вон этого покажите, – попросила она старика киоскера. – Нерусского.
– Джигарханяна? – старик положил фотографию на газеты.
– Почем? – спросила Катерина Ивановна, берясь за фотографию.
– Не хватайте! – проворчал кио – Руки грязные.
– Подавись ты своим Жихарганяном! – Катерина Ивановна обиженно кинула артиста на прилавок.
Светлану, жену Бабкина, год назад выгнали очень русского журнала за то. что она смертельно обидела любимого журналом автора – исследователя убийства царской семьи, вложив в его рукопись положительный отзыв некоего Соломона Фукса.
Светлана на службу больше не рвалась, со вкусом расположилась дома, печатала, а Бабкин по вечерам после работы стал мести школьный двор, возмещая потерянную женой зарплату. Дворником по совместительству он числился и по сей день.
Поэтому Бабкин, вместо того чтобы свернуть за эстакадой на проспект Мира к «Щербаковской», блудливо шмыгнул через проспект к Савеловскому, где проживал еще две недели назад.
Светлана ъеденной под корень метлой скребла мокрый асфальт школьного двора, заваленный тяжелыми пожухлыми листьями. Бабкин далека объехал школьный
– Нам же не сюда надо, – удивилась Катерина Ивановна. – Это «Щербаковская»?
– Ж-жена, – буркнул Бабкин, кивая на, Светлану, загороженную стволами школьных яблонь.
В Управлении по делам религий, конечно, был обед. Катерина Ивановна лопотала что-то, словно репетировала предстоящий разг Бабкин, переживая за жену, задремал. Наконец в приемную вошел хорошо одетый важный старик и взялся за ручку двери с табличкой «Лихов И. П.».
– Ой, здравствуйте, Иван Петрович! – тонким, не своим голосом пропела Катерина Ивановна.
Лихов обернулся.
– Не вызывал. Кто это с тобой?
– Истопник наш, – замельтешила Катерина Ивановна. – За свечечками ездили, картошечку батюшке завезли на зиму, как хорошо деревенской картошечки покушать… Это Володенька наш, парень молодой, сильный, все помощь нам, старухам, спаси Христос!
– Да не прибедняйся! – нахмурил брови Лихов, – На вас воду возить можно! В церкви у себя по сто раз лбом в пол стучитесь, а я вот и разу не выгнусь!
– Вам мухоморной настоечкой надо спинку помазать. И – как рукой! Я привезу. Или вот Володенька привезет. На днях и доставит… А сколько мы в этом году на мир перечислить должны?
– У секретаря спроси. Уладили с батюшкой или по-прежнему конфронтация?
– Уладили-уладили, – мелко закивала Катерина Ивановна. – Перестройка у нас.
– Ишь ты! – усмехнулся Лихов. – Выучили. Все вы одним миром мазаны. А вот вы, молодой человек, знаете, почему так говорят: одним миром?.. Надо знать, если в храме работаете. Миро варится раз в четыре года. Патриарх варит. И сваренное миро добавляет в остатки старого. Перпетуум-мобиле. А что такое перпетуум-мобиле?
– Я инж
– Как инженер?!
Катерина Ивановна гневно зыркнула на Бабкина.
– Да он у нас, Иван Петрович, временно… потопит пока немного… Он отпуск взял… за свой счет… А батюшка его отчитывает… у него с речью плохо…
– Надо бы к вам с ревией съездить!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21