страусиных перьев, духовых трубок, кусочков кварца, раскладывая их перед ханом в шахматном порядке. Находчивый чужестранец докладывал о своих путешествиях, используя пантомиму, которую хан должен был разгадать: так, один город обозначался прыжком ускользающей от баклана рыбы, которая затем попадалась в сеть; другой город – голым человеком, проходившим сквозь огонь и оставшимся невредимым, третий – черепом, державшим в зубах белую круглую жемчужину. Великий хан разгадывал эти знаки, но связь между ними и городами, о которых хотел рассказать Марко, так и оставалась неясной: он никогда не мог понять, хотел ли Марко поведать ему о случившемся во время путешествия приключении, рассказать историю основателя города, передать предсказание астролога или же этот ребус или шарада говорили об их имени. Тем не менее ясно или туманно это было представлено, но все то, что показывал Марко, было зрелищем, которое невозможно ни забыть, ни спутать с чем-то другим. В голове хана империя представлялась в виде бесчисленных песчинок в пустыне, из которых возникали образы городов и провинций, вызванные непонятными речами венецианца.
Сменилось несколько времен года, много раз Марко рассказывал о своих путешествиях и наконец приобщился к татарскому языку. Теперь его доклады были еще точнее и скрупулезнее, чем того мог пожелать великий хан, и не было такого вопроса, на который он не смог бы ответить. И все же в сознании Кубла-хана всякие сведения о том или ином месте связывались с первым жестом или предметом, которые демонстрировал ему Марко. Именно эмблема, некий знак запоминался лучше всяких других подробностей и придавал услышанному новый смысл. Кубла-хан, размышляя, думал, что империя – это, возможно, не что иное, как зодиакальное созвездие фантасмагорий разума.
– Смогу ли я наконец постичь мою империю в тот день, когда я пойму все эмблемы? – спросил он у Марко.
И венецианец ответил:
– О повелитель, не стоит надеяться на это: в тот день ты сам станешь одной из эмблем посреди остальных.

ІІ

Другие посланники докладывают мне о голоде, взяточничестве, заговорах или же рассказывают об открытии залежей бирюзы, о выгодных ценах на куньи меха, о предложениях поставок дамасской стали. А ты? – спросил Поло великий хан. – Все, что ты можешь сказать мне, вернувшись из дальних стран, подобно мыслям человека, сидящего вечером на пороге своего дома, чтобы подышать свежим воздухом. К чему тогда тебе все эти путешествия?
– Сейчас вечер, мы сидим на большой лестнице твоего дворца, дует легкий ветерок, – ответил Марко. – Кикой бы ни была страна, образ которой вызывают мои слова, ты все равно увидишь ее со своего места, даже если вместо дворца здесь стояла бы. деревня на сваях, а ветер доносил бы запах тинистого канала.
– Согласен, мой взгляд – это взглядчеловека, погруженного в мысли и рассуждения. А твой? Ты пересекаешь архипелаги, моря, горные цепи. А результат тот же, как если бы ты не выезжал отсюда.
Венецианцу было известно, что когда Кубла-хан начинал рассуждать подобным образом, это означало, что он пытается разобраться в собственных мыслях. В общем, каждому было безразлично то, что высказывал другой. И они продолжали хранить молчание, лежа с полуприкрытыми глазами на подушках, раскачиваясь в гамаках и покуривая янтарные трубки.
Марко Поло представлялось, что он отвечал (или же Кубла-хану представлялся этот ответ), что чем больше он бродил по незнакомым кварталам далеких городов, тем лучше понимал те города, через которые он прошел, чтобы добраться до этого, и он опять вспоминал этапы своих странствий. Ему казалось, что теперь он лучше понимал очарование порта, где его судно подняло якорь, красоту мест, которые были близки ему в молодости, все то, что находилось неподалеку от его дома, и кампьелло в Венеции, где он бегал ребенком.
В этот момент Кубла-хан прерывал его рассказ, или же Марко Поло казалось, что его прервали, или же Кубла-хан думал, что прервал его вопросом, похожим на этот:
– Ты всегда идешь вперед, глядя назад?
Или же:
– Тo что ты видишь, всегда находится позади?
Или еще жестче:
– Твой путешествия происходят только в прошлое?
Все это было для того, чтобы Марко Поло смог объяснить, или представить себе, что объясняет, или быть объясняющим в представлении другого, или же, наконец, суметь объяснить себе самому, что то, что он искал, всегда находилось в будущем, и даже если речь шла о прошлом, это прошлое изменялось по мере продвижения вперед в его странствиях, потому что прошлое путешественника меняется в соответствии с пройденным путем, и мы не говорим «недавнее прошлое» по отношению к прошлому, к которому с каждым днем добавляется еще один день, но говорим «самое отдаленное прошлое». Побывав в новом городе, путешественник обнаруживает в нем часть своего прошлого, которым он обладал, сам того не ведая. Ощущение странности от того, что ты уже не тот или чем-то больше не обладаешь, поджидает тебя в незнакомых местах, где ты никогда и ничем не сможешь обладать.
Марко въезжает в город и на площади видит человека, живущего своей жизнью или переживающего какой-то ее момент; он мог бы быть на месте этого человека в настоящее время, если бы когда-то раньше остановился или когда-то, на перекрестке путей, вместо того чтобы пойти в одну сторону, пошел бы в другую и после долгих перипетий оказался бы на месте этого человека на этой площади. А теперь он изгнан из этого настоящего или предполагаемого прошлого; он не может остановиться и должен продолжать свой путь до следующего города, где его ожидает другая жизнь из его прошлого или что-то, что могло бы быть возможным в его жизни в будущем и что во времени представлено кем-нибудь другим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27