С огромным трудом, исколов все пальцы, я присоединил провода к фонарику.
— Зайди мне за спину и присядь в воду. Поглубже, — шепнул я.
— Зачем? Я уже неживая. Ничего не хочу.
— Делай, что говорю, сейчас мы будем спасены.
Она протиснулась за мою спину и со стоном присела прямо в отвратительную жижу. Я спрятался за кровать и уже хотел было нажать рычажок фонарика, как вдруг у меня мелькнула страшная мысль.
— Себастьян! — крикнул я.
— Себастьян! — закричала следом за мной Эва.
Никто не отозвался.
— Он остался там, — шепнул я.
— Где? Я же его видела.
— Когда?
— Да только что, когда зажгла фонарик. Он сидел на самой верхней кровати.
— Себастьян! — крикнул я еще громче.
С минуту было тихо, мы слышали только ласточек, у которых где-то за стеной были гнезда с птенцами. Потом звякнуло железо.
— Я здесь, — узнали мы бас Себастьяна. — Ты меня звал, старик?
— Немедленно спрячься. Слезай с койки и в воду. Как можно глубже.
— О bloody, у меня голова кружится.
— Не теряй времени, — повторил я его любимую присказку. — Ну, быстро!
Он с шумом плюхнулся в воду. Долго ворочался, грохоча железными кроватями, и наконец затих.
— Готов? — спросил я.
— Готов, — невнятно пробормотал дог.
Я нажал рычажок фонарика. Он с жалобным скрипом поддался. Я стал нажимать все сильнее и сильнее, пока скрип не превратился в непрерывный пронзительный визг. И вдруг мощным ударом нас сбило с ног и мы в мгновение ока оказались под водой. Я задергался, пытаясь зацепиться за что-нибудь устойчивое и выбраться на поверхность, но какая-то сила закрутила меня, швырнула на кирпичный пол, и я с ужасом подумал, что никогда больше не вдохну воздуха. Однако, наверно в последний момент, сумел оттолкнуться пятками от твердого пола и, рванувшись всем телом, вынырнул. Закашлялся, из ноздрей брызнула вода. Рядом во взбаламученную воду падали сверху кровати. Что-то сдавило мне грудную клетку, я стал отрывать железные скобы, но это оказались всего лишь Эвины руки.
— Ты жива? — с трудом выдавил я.
— Не знаю, — шепнула она.
Откуда-то справа потянуло сквозняком. Я явственно ощутил на щеке холодное дуновение. И этот холодок постепенно становился теплее.
— Себастьян! — позвал я.
Забурлила вода. Себастьян толкнул меня, чуть не опрокинув, своей огромной башкой.
— Что это было? — спросил он совершенно трезвым голосом. — Неужели астероид?
— Ты уже забыл, на каком мы свете? Я взорвал стену.
— Чем?
— Стянул у пиротехника капсюли.
— Оттуда принес?
— Да.
Себастьян задумался, а потом произнес упавшим голосом:
— Нехорошо. Я ведь предупреждал.
— По-твоему, лучше было загнуться в этой тухлой воде?
— Оттуда ничего нельзя приносить.
— Кто это тебе сказал?
— Так мне кажется, — уныло пробормотал он. — Я боюсь, старик.
— Не болтай чепухи. Чувствуешь ветерок? Но Себастьян озабоченно молчал.
— Пошли, — сказал я.
Мы стали пробираться в ту сторону, откуда веяло этим теплым холодком. Я сразу заметил, что вода немного спала и бормочет чуть веселее. Эва судорожно цеплялась за мой скафандр.
— Это все потому, что у нас есть камень, — шепнула она.
— Не потеряла?
— Я его спрятала под платье. Теперь уже никогда не потеряю.
Себастьян, который шел впереди, вдруг споткнулся.
— Ох, бляха муха! Осторожнее, кирпичи. Мы взобрались на баррикаду из кирпичных обломков и с самого верха съехали вниз, где воды было уже совсем мало. Себастьян опустил голову, принюхиваясь.
— Ну что? — спросил я.
— Пахнет соломенной трухой. Но не от старых сенников, солома свежая. Ужасно едкий запах, как от табака.
Мы брели ощупью, держась за выщербленные стены. Время от времени к ногам прилипало что-то мокрое, похожее на листья лопуха. Я выудил из воды осклизлый обрывок. И увидел, вернее, с трудом разглядел на полуистлевшем листке какой-то график, вероятно страничку из истории болезни, — в больницах такие вешают на спинку кровати. Температурная кривая зигзагами взбиралась вверх и резко обрывалась.
— Я уже вижу твою спину, — тихо сказала Эва.
— Мы идем по давним несчастьям, — сказал я.
— В этом замке был военный госпиталь, — объяснил Себастьян. — Госпитали больше всего любят бомбить.
— А откуда свет?
Я почувствовал под ногами то ли мох, то ли траву. Пронзительно кричали ласточки, но голоса их доносились уже не из-за стены, а откуда-то сверху, словно над нами был высокий свод костела, к которому прилепились глиняные птичьи гнезда.
Себастьян остановился. Глубоко, с хрипом вздохнул всей своей огромной грудью, энергично отряхнулся, обдав нас фонтаном брызг.
— Мы свободны, — бесстрастно проговорил он.
— А когда кончится этот коридор? — спросил я. Себастьян помолчал, почесывая лапой за обкорнанным ухом.
— Уже кончился. Посмотри назад. Светает.
Я торопливо оглянулся. Небо было уже зеленоватым, а в одном месте вдоль горизонта разливалась водянистая краснота. Мы уже видели друг друга, хотя еще довольно смутно. На спинах и плечах дрожали холодные блики. Я еще никогда в жизни не просыпался так рано. И почему-то с опаской наблюдал за этим странным рассветом, похожим на затмение солнца.
Над нами без устали носились ласточки, растревоженные взрывом. Я уже различал зигзаги, которые они чертили на зеленовато-синем небе.
— Ночью был дождь, — негромко сказал Себастьян. — Потому и затопило подвал.
— Нет, это Терп, — возразила Эва и, испуганно поглядев на меня, прикусила язык. — Быстрее бежим отсюда.
— В город? — спросил я.
— Да. Там он уже ничего нам не сделает. Внезапно она присела на корточки, и я увидел на земле что-то трепещущее, похожее на птицу с оторванным крылом. Но это был волшебный камушек, материнский подарок, талисман с южных островов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70