– Знаете, я подслушал, что люди говорят нам вслед.
– Ну, это любопытно, – произнесла Алина без всякого любопытства.
– Одна старушка сказала другой: взгляни, какая прекрасная пара.
– Это о нас?
– О нас.
– Все это не имеет смысла, – вздохнула девушка.
– Все имеет смысл. По крайней мере в данный момент, – возразил Витек и поспешно добавил: – Пока мы молоды.
– Вы видели человека, которого задавил поезд.
– Да, я как раз возвращался с пасхальных каникул.
– Как вы думаете, почему он бросился под поезд?
– Почему бросился? Может, просто попал?
Алина недоверчиво покачала головой. Ее брови тянулись к вискам изящными, трагическими штрихами. А в розоватом оттенке губ было что-то от цветущего вереска.
– Боже, как она хороша, – прошептал он про себя с непонятным ужасом. – К счастью, я холоден, расчетлив, начисто лишен сентиментальности.
– Вы снова сказали: я холоден, расчетлив.
Витек вздрогнул и остолбенел посреди тротуара.
– Помилуйте, ничего я не говорил. Просто подумал, что здесь, внизу, становится жарко.
– Я прочла это по движениям губ. Будьте при мне осторожнее.
– Хорошо, учту.
Они стояли в самом начале Замковой улицы со множеством маленьких дешевых киношек, в которых демонстрировались фильмы ужасов и научно-фантастические картины. В витринах за проволочной сеткой пугали прохожих фотографии, приколотые кнопками. Стайки еврейских ребятишек бегали наперегонки по проходным дворам, которые вели к университетскому кварталу.
– Я все-таки думаю, что он бросился под поезд, – вдруг сказала Алина.
Он молча смотрел на девушку, которая стояла, придерживая портфелем юбку, раздуваемую ветром.
– И возможно, сделал это без всякого повода. Вас никогда не привлекала смерть?
– Пожалуй, пару раз хотелось умереть. Только чтобы смерть пришла сама.
– Это не то. Совсем не то, – медленно проговорила она, глядя поверх его головы.
Витек оглянулся, чтобы узнать, что ее там заинтересовало, но позади него была только стена старого дома с облупленной штукатуркой.
– Ну хорошо, – проговорила она совсем другим голосом. – Может, угостимся мороженым?
Он растерянно ощупал пустой карман.
– Я не очень люблю мороженое.
– Надеюсь, не откажетесь за компанию? Я угощаю.
И Алина припустила бегом по улице Велькой, туда, где была кондитерская «Восточная». Витек бросился вдогонку.
– Мне не надо, спасибо. Я ненавижу мороженое!
– Должны полюбить. У меня куча денег и короткая жизнь впереди.
– Умоляю, я не хочу мороженого!
Но было уже поздно. Алина вбежала в кондитерскую. Сверкнула отражением солнца и синих небес зеркальная дверь, отделанная то ли золотом, то ли бронзой. Витек остановился на краю тротуара, бездумно потирая вспотевшие руки.
– Завтра – конец, – обратился он к своему отражению в стекле витрины. – С завтрашнего дня только учеба, только медицина и холодный расчет. Я силен, у меня железная воля, мне надо сделать карьеру, я стану кем-нибудь, и притом незаурядным.
А она уже спешила назад, неся мороженое в золотистых вафлях.
– Вот видите, готово. Меня тут очень любят. А вы знаете, что меня люди очень любят?
– Извините, я не ем мороженого.
– Не валяйте дурака. Оно течет у меня по рукам.
– Ни за что на свете.
– Тогда я запущу в вас этим мороженым.
Она насильно всунула ему в опущенную руку шершавые вафли, по которым уже стекали восхитительно ароматные капли. Он неловко поднял руку, с глуповатым видом лизнул шарик, такой холодный, что заныли зубы.
Потом они стояли в тенистом уголке возле костела святого Казимежа. Толстые, изъеденные лишаями стены словно бы подрагивали, поглощая звуки органа. Побирушка, лежавший на паперти, бесстыдно заголялся, подставляя солнцу свое отталкивающее уродство.
Они торопливо уплетали мороженое, глядя друг другу в глаза.
– Вот видите, пожалуй, жизнь все-таки не такая уж плохая вещь.
Алина оперлась спиной о стену, зажав в ногах портфель.
– Возможно, и не такая плохая. Я легко меняю мнения. Вы должны об этом помнить.
– Буду помнить. – Витек приблизился к ней на шаг.
Алина смотрела ему в глаза, не моргая. Медленно подняла руку и принялась ощипывать засохший побег дикого винограда на стене. Снова лизнула фисташковый шарик.
– О чем вы сейчас думаете, сударь?
– Разумеется, о вас.
– Зря.
Не успев самому себе помешать, Витек прикрыл ладонью ее руку, ту, что ощипывала сухой побег. Она прищурилась, словно от внезапной досады. Не торопясь, с каким-то недобрым упорством высвободила плененную руку.
– Извините, – произнес он сдавленным голосом.
– Не беда. Боже, как поздно. Мне надо возвращаться, а вам?
– Я вынужден остаться, но могу немного вас проводить.
Видно было, что она не вполне ему верит. Долетала носовой платок, тщательно вытерла пальцы, прямо-таки образцовая чистюля.
– Кажется, я сглупил, – мрачно заметил Витек, наверняка надеясь, что Алина возразит и со слезами кинется в его объятия.
– Не беда, – повторила она. – Бывает. Даже с теми, у кого ледяное сердце.
Пошли в сторону Острой Брамы. Какой-то извозчик неизвестно почему хлестал кнутом лошадь, стараясь попасть по ногам, чтобы было больнее. Витек молчал, она тоже безмятежно молчала. Проходили мимо людей, преклонявших колени прямо на мостовой у стен храма. Вверху, над просветом арки, трепетало желто-багровое, как предвестник радуги, зарево от свечей, зажженных у образа Богородицы.
Витек замедлил шаг, она тоже. В застекленной лоджии слева пел невидимый хор. На карнизах дремали голуби.
– Ну так что? – остановился Витек.
– Вы хотите остаться?
– Не хочу, а должен.
– Тогда до свидания, – подала она тонкую руку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66