Они не знали о его существовании, иначе стволы их АКМов не смотрели так расслабленно вниз.
Вадим сполз с камня на землю, встал на колени – «зеленка» надежно скрывала его. Острые камешки кололи ноги, но они не существовали для него, он их просто не чувствовал.
«Что делать?! Что-то говорил Мухин. Он… Но почему они идут с той стороны, куда ушел Муха?»
Тот, что повыше, повернул голову к спутнику. Черная борода, белые зубы. Что-то сказал.
Невидимый киномеханик подвернул установку резкости на объективе. Все краски мира залили ставшие вдруг резкими детали и рванулись в расширенные зрачки.
«Муха!»
Измазанная кровью голова в руке высокого. Ствол второго автомата за плечом толстяка.
«Муха!»
Колышущаяся листва перед глазами и тугой спуск предохранителя. Его щелчок кажется громким: не услышали бы. Ствол прошелся из стороны в сторону и остановился на длинном.
«Услышав два выстрела, плавно отпустить нажатый курок» – это из наставлений, усвоенных еще в карантине.
Короткая очередь. Длинный сгибается пополам, неуклюже опускается на колени и утыкается в камни.
Вадим не видит это во всех подробностях. Он чувствует: длинный упал.
Коротышка бросается под прикрытие скал, вскидывая на ходу автомат. Успеть раньше…
Курок – до упора, АК –74 бьется у плеча. Вадим водит стволом, видит, как за спиной у коротышки на белом боку валуна взлетают дымки от рикошетящих пуль. Толстяк раскидывает широко руки и медленно, словно картонная мишень на стрельбище, опрокидывается назад.
Длинный лежит низком, на нем зеленая солдатская куртка и широкие серые штаны. Куртка быстро набухает кровью: между лопаток – строчка из трех огромных выходных отверстий. Левая рука «духа» прижата к груди. То, что раньше было Мухиным – под этим телом.
Вадим знает, что должен сделать. Медлит, не определив для себя, чего боится больше: увидеть голову убитого Мухина или лицо первого убитого своими руками врага.
Так и не сделав выбор, он, ставшими вдруг ватными ногами перешагнул через труп моджахеда, сделал несколько шагов к ручью. Вода обожгла холодом лицо, горло…
Как будто ломом ударили в спину. Вадим, стремясь удержаться на ногах, сделал шаг вперед.
Ноги подломились в коленях. Поток, такой желанный еще мгновение назад, стремительно бросился в лицо, пальцы скользнули по мокрым камням. Вода перед глазами стала как-то странно чернеть: тонкими извивающимися струйками.
Горное эхо запоздало принесло гулкий удар выстрела. Но рядовой Вадим Варегов его уже не слышал.
Застиранная панама с облупившейся красной звездочкой, игриво подхваченная потоком, понеслась по воде. Через минуту она скрылась за валунами.
9.
Андрей Протасов. Москва, декабрь 1991 года
За окном по-прежнему падал снег. Тикал будильник на шкафу. Сигаретный дым мягкими волнами уходил в раскрытую форточку. На кухне гремел тарелками мой друг: задумал на ночь глядя уборку. Но меня уже не было в этой комнате.
Это как проклятие, рикошет. Он будет швырять нас в прошлое всегда, и мы еще будем долго выбираться из этого замкнутого круга.
Часть третья
Уходя, громко хлопни дверью

Андрей Протасов. Афганистан, декабрь 1988 года
10.
Двадцатого декабря – никогда не забуду этот день! – наша рота получила приказ выйти на операцию в горный массив, расположенный в пятнадцати километрах по прямой от нашего полка.
Я бы не сказал, что эта затея сильно обрадовала наших офицеров. Проходя мимо их модуля, я случайно услышал обрывок разговора между ротным и комбатом. Впрочем, это можно было назвать не разговором, а руганью.
– …мать всех хадовских чертей! – матерился наш командир роты капитан Булгаков, – Половина сороковой армии выведена, все готовы к маршу, активно не воюем третий месяц – и тут на тебе подарочек! Пусть сорбозы сами лезут, нам-то какое дело!
– Кому ты это говоришь, – басил комбат подполковник Кузмичов, которого в полку за глаза иначе как «Кубиком» за невысокий рост и квадратную фигуру не называли, – Это я и без тебя знаю, Алексей. Драться в последние дни войны никому не хочется. Кроме этих проклятых «духов»… Но что ты прикажешь делать, если этому говнюку Курбану вожжа под хвост попала!
Комбат сделал паузу, закурил. Я же завис за углом модуля так, чтобы не увидел часовой из соседней роты, стараясь не пропустить ни слова. Ведь от того, что они здесь скажут, зависела и моя судьба.
Судьба гвардии рядового Андрея Протасова, двадцати двух лет от роду, холостого, внебрачных детей не имеющего, недоучившегося студента исторического факультета Московского университета (откуда с третьего курса отчислили за «хвосты»). Призванного в армию из родного Ярославля, и попавшего в Демократическую республику Афганистан весной 1987-го года. Имеющего одно легкое пулевое ранение и медаль «За боевые заслуги». И желающего дожить до дембеля, до которого осталось рукой подать.
– …Сунулся родной брательник Курбана, – продолжил после затяжки сигаретой комбат, – пограбить оставленную нашими соседями базу, пока ее сорбозы не заняли, и напоролся на каких-то чумоходов из хозроты. Они, видите ли, не успели все свое барахло увезти.
У них глаза со страха по пять копеек, у брательника, Нигматуллы, гашиш в мозги стукнул: нет, чтобы подождать, пока наши не уберутся… Ну, начали пулять друг в друга. Хозбанда наклала в штаны и проявила чудеса храбрости – рашпиль им в задницу по самые гланды!… Короче, завалили они и Нигматуллу, и еще трех его придурков. И теперь уже у Курбана дурь в башке взыграла – решил отомстить. А соседи уже ушли, так он на колонне нашего полка решил отыграться…
– Откуда информация?
– Хадовцы приволокли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76