Объегорил его толстобрюхий зав ровно на пять кубометров. Но так как колхозам отпускать положено не просто кубометры, а столбы, то есть поштучно, то Фомич не тужил: в таком деле растекутся эти пять кубометров и не заметишь как.
Вот-вот должны подъехать машины из колхозов, и Фомич тогда будет нарасхват, в самый почет войдет. «Федор Фомич, отпусти, пожалуйста!»; «Федор Фомич, попрямее каких нельзя?» – «А кривые куда? – строго скажет Фомич. – Андрюше на костыли, что ли?» Нет, одним почтением Фомича не разжалобишь; в деле он человек серьезный и спуску от него не жди.
В разгар самых деловых мечтаний Фомича нежданно-негаданно прикатил на «газике» Тимошкин – в белой расшитой рубашке, в белых парусиновых туфлях, в соломенной шляпе – как гусь, важно выхаживал он возле бревен, потом потребовал от Фомича разнарядку. Фомич знал, что Тимошкина повысили, – теперь он стал заместителем Мотякова. Начальство! Фомич вынул из кармана гимнастерки разнарядку и подал. Тимошкин пробежал по ней своими круглыми желтыми глазами и сказал:
– Чудненько! Значит, весь этот лес передай по акту согласно данного документа. Сегодня же.
– Сдать за день! – удивился Фомич. – Здесь более трехсот кубов. За месяц не увезешь.
– Это вас не касается. Вы сдавайте по акту все сразу. Другому человеку. Мы сами найдем охранника за трудодни. Понял? Лес наш.
– Дай сюда! – Фомич выхватил из рук Тимошкина разнарядку, спрятал в карман и зашпилил его булавкой. – Вот когда получите лес от меня под расписку, тогда он будет ваш. А пока лес мой!
– Твой лес? Ишь ты, частный элемент нашелся. Посмотрите на него! – Тимошкин указывал на Фомича коротким толстым пальцем и спрашивал своего шофера: – Видал, чирей какой? Кто будет деньги за этот лес платить? Мы! – Тимошкин подошел ближе к Фомичу. – А тебе платить не желаем. Понял! Уходи! Сдавай лес общим актом.
– Не сдам!
– То есть как не сдашь? А мы отберем? Колхозы будут приезжать и брать лес по нашему указанию.
– Попробуйте только! У меня вон два ствола… – Фомич кивнул на прислоненное к бревнам ружье. – Кто сунется – уложу на месте.
– А за разбой знаешь что бывает?
– Я охраняю государственное имущество. Кто меня поставил, тот и снимет.
– Так мы же договорились с начальником ГЭС, голова два уха.
– Этого не может быть! – опешил Фомич.
– Пошли к телефону!
Тимошкин покатился вперед, за ним – ружье наперевес – понуро шел Фомич.
– Ты чего мне в спину целишь? – обернулся Тимошкин. – Я тебе кто? Арестованный? Иди рядом! И пушку закинь за спину.
В клубе возле телефонной будки сидели верхом на скамье Пашка Воронин и свистуновский киномеханик и резались в шашки.
– Сидите, сидите! – царственным жестом успокоил их Тимошкин.
Впрочем, они и не думали вставать, только посмотрели на него исподлобья.
– Мне позвонить надо, – сказал Тимошкин.
– Звоните, – кивнул на телефон Пашка и снова склонился над доской.
– Почта? Дайте мне Тиханово! Это Тиханово? А? Тимошкин говорит. Соедини-ка меня с гидростанцией. Начальника, да! Прямым проводом, да. Товарищ Кошкин? А! Тимошкин говорит. Мы тут забираем лес. В Прудках, в Прудках. А Кузькин в колхоз пойдет! Ну, как договаривались. Хорошо, передам ему. До свидания! – Тимошкин положил трубку. – Ну вот, начальник не возражает, – сказал он Фомичу и чуть не замурлыкал от удовольствия. – Сдавай по акту лес и топай в колхоз на работу.
При этих словах Пашка и киномеханик вскинули, как по команде, головы и уставились на Тимошкина.
Фомичу показался этот телефонный разговор подозрительным: и то, как больно скоро соединили Тимошкина с Раскидухой, и этот прямой провод… И главное – так просто и нахально выгоняли его, Фомича. А тот приезд начальника что ж тогда значил? Смеются они, что ли, над ним? Да неужели его начальник такой двуличный человек?
– Ну-ка, отойди в сторону! – Фомич оттер Тимошкина и снял трубку: – Свистуново? Нюра, это Кузькин говорит. Мне бы вызвать Раскидуху. Начальника.
– Долго ждать придется, дядя Федя, – ответила телефонистка.
– Вот те раз! Только же давали Раскидуху!
– Это не через меня. Может, через Тиханово.
– Давай, как знаешь. Все равно буду ждать.
Фомич припал к трубке и долго слушал монотонный, вялый голос телефонистки: «Алле-у-у! Самодуровка, Самодуровка! Алле-у-у! Брехово!.. Алле-у-у!.. Алле-у-у!» И Фомичу чудилось, будто это лепечет на лесной опушке птичка-сплюшка: «Сплю-у-у, сплю-у-у. Брехово!.. Сплю-у-у, сплю-у-у».
Наконец Брехово ответило, и телефонистка оживилась:
– Брехово! Дайте Раскидуху! А? Начальника соедините?..
И вот в трубке послышался знакомый голос начальника ГЭС:
– Слушаю!
– Это Кузькин говорит, из Прудков!
– В чем дело? Колхозы приезжают за лесом?
– Еще нет. Мне передали из райисполкома, будто вы вместе с ними решили меня с работы того… – У Фомича пересохло в горле, он глотнул слюну и наконец произнес: – Снять.
– Со мной говорил вчера Мотяков, – ответил, помолчав, начальник. – Видите ли, товарищ Кузькин, вы, оказывается, колхозник. А нам не разрешается принимать колхозников на работу, да еще без согласия колхоза. Вот Мотяков и жаловался, что я колхозников у него переманиваю.
– Да я же отпущен из колхоза. У меня есть и справка, и паспорт! – крикнул Фомич.
Пашка с киномехаником давно уже отложили свою игру и теперь с напряжением слушали этот разговор.
– Меня же отпустили, понимаете, отпустили! – Фомич изо всех сил дул в трубку.
– Да вы не волнуйтесь, товарищ Кузькин, – ответил наконец далекий начальник. – Я ведь не сказал, что мы вас снимаем. При всех условиях работайте до конца. А там видно будет.
– А сейчас вы тут ни с кем не говорили? – поглядывая на Тимошкина, осторожно как бы спросил Фомич.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42