Он из чужих палаток не вылезал. Напьется и начинает амурничать со всеми подряд. Вика ревновала ужасно, прямо бесилась. Один раз выволокла его ночью за ногу из палатки какой-то девицы. Ну и дома, конечно, сцены устраивала. А с Крюгера все как с гуся вода.
– А с тобой он тоже амурничал?
– А он со всеми амурничал. Он на каэспэшных слетах первым парнем был. Помню, у костра полночи меня обхаживал. А я тогда только замуж вышла, была верной женой.
Вера фыркает.
– Так ты замужем?
– Да нет же, я тебе вчера говорила. Но ты вчера, конечно… Три года назад развелись, а живем в одной квартире.
– Что, и сын с вами живет?
– Нет, сын живет с родителями мужа, у них там места много. Большая квартира, сталинский дом.
– А почему бы мужу не переехать туда?
– А он, видите ли, не хочет, – злобно говорит Вера, – он, видите ли, имеет право жить там, где прописан… Ну, мы оба там прописаны.
– Снял бы квартиру…
– Он говорит: «У меня денег таких нет, чтобы снимать квартиру. Ты мне, – говорит, – не мешаешь». Зато он мне мешает… Тут недавно привел какую-то соплюху, крысу облезлую, чуть ли не школьницу, так она у нас три дня торчала, какую-то свою поганую музыку слушала. В ванну залезла на два часа – ни умыться, ни постирать. Я ему говорю: «А если я какого-нибудь бомжа приведу?» А он мне: «Приводи, мы с ним выпьем». – «Ты с этой старшеклассницей, – говорю, – под статью попадешь!»
Вера вся гневно передергивается.
– А квартира-то большая?
– Двухкомнатная. Кухня, правда, большая.
– Да, блин…
Тоже, вишь, живут люди.
– А разменяться не пробовали?
– По метражу не получается разменяться на две однокомнатные. Только с доплатой. Тысяч восемь долларов нужно. А где их взять?
– Понятно.
Едем среди каких-то индустриальных пейзажей. Пробок, слава Богу, нет. Видимо, скоро «Каширская». Спальный район с развитой инфраструктурой. Я бы, наверное, охуел от счастья, имей здесь свою квартиру.
– Он даже носки себе постирать не в состоянии. Навалит кучей на полу в ванной вместе с трусами и ждет, пока какая-нибудь его баба постирает. Устраивают прачечную. Я ему говорю: «Ты бы хоть машину стиральную купил», – а он смеется: «Тебе надо, ты и покупай». Находит себе прачек…
Вера возмущенно ерзает. Я твердо сжимаю ее руку.
Когда женщина начинает бранить своего бывшего мужа – это надолго. В таких случаях надо дать ей возможность высказаться, выплеснуть все одним бурлящим потоком, не пытаясь перебить, переменить тему. Соглашаясь и поддакивая. Сдержанно возмущаясь выходкам экса. Все равно придется выслушать полную версию превращения славного юноши-однокурсника в негодяя, мерзавца и тряпку. Иначе порционно рассказ этот будет периодически возобновляться в самых неожиданных местах в самое неподходящее время: в постели, с похмелья, во время творческих раздумий…
– И чем старше становится, тем больше его на молодых дур тянет. Где он с ними знакомится – ума не приложу. И денег-то вроде больших нету, и лысина уже, а вот поди ж ты! Или девочки такие пошли, что им уже все равно, с кем встречаться…
– Ну, с мужчинами в сорок такое случается, – примирительно говорю я, – это называется «комплекс гуру».
– Тоже мне – гуру!
Но отмазать мужа не удается. Вера завелась.
– Я одну вообще хотела из дома выставить. Совсем еще ребенок. Привел! Это же просто какой-то притон с малолетними. Подсудное дело… Я ее спрашиваю: «Сколько вам лет, барышня?» А она мне отвечает своим писклявым голосом: «Да уж поменьше, чем вам». Дрянь такая…
А я и сам в последнее время стал как-то западать на совсем юных. Лет шестнадцать – двадцать, а то и моложе. Чем моложе, тем сильнее реагирую. Раньше такого не было. Удивляюсь сам себе.
Или это возраст? Комплекс гуру?
В молодости я с ума сходил по женщинам лет на пятнадцать старше. Чувствовал в них изюминку, опыт и тщательно скрываемое бесстыдство. Страшно боялся девственниц. Да и сейчас еще боюсь. Есть в этом что-то уж совсем физиологическое. Патологически.
Плоть и кровь!
За все время у меня была только одна девственница, да и та ненормальная.
Совсем некрасивая девушка, лет двадцати трех, ходила постоянно на мои концерты, всегда сидела в первом ряду и смотрела на меня горящим взором. Каждый раз в новом наряде. Я ее уже узнавал, стал приветствовать как родную. Спросил, как зовут. Оказалось, не без изыска – Жанна. Тоже пишет стихи. Естественно, наполовину еврейка. В общем, весь тусовочный набор. Со временем преподнесла мне несколько раз пурпурные розы, потом стала дарить «Московский» коньяк. Я был благодарен ей. Этот коньяк я потом выпивал со знакомыми дамами бальзаковского возраста. И вот однажды в буфете алферовского «Поворота», во время очередного послеконцертного отгяга, она подсела ко мне и, завязав какой-то пустячный разговор, послуживший преамбулой, попросила избавить ее от девственности. Помочь стать женщиной.
Я даже поперхнулся ее «Московским»…
Я изумился. Я обалдел. Я восхитился: «Какое мужество!»
Она смотрела на меня своими горящими полуеврейскими глазами.
Я пролепетал что-то. Но она ждала. Оторопело я согласился. На другой день я как дурак, почему-то с пурпурной розой, приехал по указанному адресу. Это было в жопе, на станции «Молодежная». Жоповское Кунцево. Квартира ее подруги. Там меня ждали изысканный стол с шампанским и армянским коньяком и Жанна в пеньюаре. Горели две свечи. С тех пор я ненавижу, когда на столе горят свечи. В России это не интим, в России это пошлость. Я так ничего толком и не поел, только пил. Пытался шутить. Но было ясно: она ждет. Обжигая меня своим взглядом. Это был самый ужасный секс в моей жизни. Я бы даже не назвал это сексом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89