– Я тоже так подумала. Еще когда ко мне пришел с этим предложением смазливый секретарь депутата Савада, я сразу же так подумала. У меня еще тогда возникло сомнение, и я отказалась. Сразу. Я попросила секретаря так все и передать депутату Савада. Я чувствовала, что люди, дорожащие своим добрым именем, не пойдут на такое. Но мне так хотелось побывать во Флоренции и в Венеции, а депутат Савада обещал устроить мне такую поездку, и в конце концов я пошла на это грязное дело. Флоренция и Венеция, чувственная Италия освободят меня от противного ощущения грязи, в которой я вываляюсь, думала я, и я забуду обо всей этой грязи, будто вовсе ничего и не было. И я не хочу, чтобы вы и все эти люди возились в грязи… Ой, у вас губы в крови… Нет, я не хотела топтать цветы человеческого тела ни сегодня, ни завтра – никогда.
«Чувственная Италия… Удивителен мир слов этой актрисы», – подумал я без всякой связи с тем, что она говорила, готовый рассмеяться. Танакадатэ вынул из кармана неожиданно чистый, аккуратно сложенный платок и прижал его к губам. По-моему, он тоже был удивлен невозмутимой речью Асако Исихара. В нашем кружке воцарилась атмосфера доброго согласия, а может быть, в какой-то степени и соучастия.
– Что же вы собираетесь делать? – спросила Асако Исихара. – Я думаю, самое лучшее – бежать из этой студии. И все обойдется.
– Он и вы, Исихара-сан, постараетесь не попадаться на глаза сотрудникам студии, пока должна идти ваша передача. И мне, поскольку речь идет о нашей программе, – сказал Танакадатэ. – На мой счет можете не беспокоиться, я вас разыскивать не буду. Может быть, пойдете выпить в отель «Империя»? А когда все кончится, я вам позвоню.
– Что вы собираетесь делать?
– Прежде всего заменю программу. Один комикс, пятидесяти минут как не бывало. Пущу «Деда Альфа-альфа».
– О-о, это гораздо лучше всякого интервью… «Дед Альфа-альфа» – гениальный комикс. Блестящая работа отчаявшегося, изощренного, очень несчастного и грустного человека, абсолютно лишенного страсти, смотрящего на мир глазами ребенка. Помните новеллу о коте, который содрал с мышонка штанишки, смутив всех остальных мышей, а сам, воспользовавшись суматохой, украл овцу? Интересно, понимают ее дети? Как бы там ни было, телезрители будут нам благодарны.
Танакадатэ зло прервал Асако Исихара и сказал, обращаясь ко мне:
– Мне нужно еще побегать, чтобы все организовать. Иду убеждать, заставлять, делать комплименты, поносить. Но в конце концов я добьюсь своего. Через две минуты после начала раздастся звонок Савада. Никуда не денешься! Но я ему прямо скажу, что никто не захотел участвовать в его балагане.
Асако Исихара и я забились в уголок бара, где стоял телевизор величиной с собачью конуру, и взволнованно ожидали начала фильма. Мы пили разбавленное водой виски. Лицо Асако Исихара порозовело, и тогда она вдруг стала удивительно привлекательной, волнующей. «Да она и в самом деле чувственная женщина», – решил я, пьянея от общения с ней. До этого она казалась мне совершенно непривлекательной. Видимо, она умело пользовалась косметикой, и поэтому ее лицо еще не утратило живых красок. Правда, голос болезненной полноты звучал во всем ее теле, но немолодая актриса, не прислушиваясь к нему, спокойно пила виски.
– Я видела, как вы давали свидетельские показания. Я была рада, что вы им отомстили. Мне стало так по-настоящему жаль вас, что я даже плакала. Это было очень драматично и очень хорошо. Вы когда-нибудь достаньте пленку и посмотрите сами. – Подняв голову, она оповестила меня о воспоминании, которое относила к числу светлых. Это были первые ее слова, обращенные ко мне. А всю дорогу, пока мы ехали в машине Асако Исихара из студии в бар в новом здании отеля «Империя», и даже после того, как начали пить, мы все время молчали.
– Обязательно посмотрю, – согласился я.
– Я думаю, это действительно важно понаблюдать за собой в драматический момент. Такое редко удается. Я это говорю как актриса.
– Вы употребили выражение «чувственная Италия» – интересно, – сделал я ответный подарок за важные для меня воспоминания. – Италия, видимо, очень дорога вам, вы так интимно называете ее.
– Когда я употребила это выражение, я вкладывала в него самый чистый смысл. Я не имела в виду ничего дурного.
– Вы действительно согласились участвовать в этом скандале только потому, что очень хотели поехать в Италию? Или, может быть, еще и потому, что хотели отомстить?
– Я не собиралась никому мстить, – став вдруг серьезной, сказала Асако Исихара строго, как учительница непослушному ученику. – Я и Кикавата были любовниками почти десять лет. Но я никогда не могла отказать другим, когда они домогались. При этом особого желания я не испытывала, только тихую радость. Но Кикавата я любила, хотя в последнее время радости от встреч с ним не получала. Почему я пыталась покончить с собой? Как-то я сказала, что хочу расстаться с ним. Ему это было неприятно, но он, казалось, превозмог себя. Просто сказал: хорошо, хорошо же, прочтешь обо мне завтра в вечерней газете, и заплакал. Заплакал и сбежал по лестнице, скрылся в темноте. Моя спальня на втором этаже. Кровать под пологом стоила сто пятьдесят тысяч иен. Испугавшись, что Кикавата покончит с собой, я кинулась звонить по телефону предсказателю судьбы Такасима, бросилась искать Кикавата по всему Токио, в самых темных уголках нашего сада, бегала, звала его. Его нигде не было. На следующий день у меня поднялась температура и я лежала в постели, дрожа от страха. Вечером, незадолго до того, как должны были принести вечернюю газету, мне позвонила приятельница.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123