На такое зверство я не способен.– Зверство? Вы говорите – зверство? – поразился студент.– Конечно! Терпеть не могу жестокости. Собаки – моя слабость.Живодер пошел с чиновником по темному проходу между бараками. Студент, обессиленный, прислонился к загородке. Брюки его были измазаны собачьей кровью.– Жестокость, видите ли! А сам чем занимается? Действует гнуснейшим образом! – не успокаивался студент.Студентка с безразличным видом смотрела в землю. Пятна крови отливали на земле темной зеленью.– Разве тебе это не кажется гнусным? – не глядя на меня, угрюмо спросил студент, усевшись на корточки.– Пожалуй, кажется, – буркнул я.Мне не давала покоя мысль, что собаки сидят взаперти за оградой и мы можем туда заглянуть, а они не видят, что творится снаружи, и не знают, что их ждет.– Ну, а если они и увидят, все равно ничего не изменится, – проговорила студентка.Пусть так, однако я не мог примириться с этим «ничего не изменится». Попасть в безвыходное положение и пожирать корм, виляя хвостом!Мы с ней отошли от студента. Помахивая поводком, я отправился за очередным псом. «Выведу-ка того большущего и вислоухого», – подумал я.К концу дня мы забили пятьдесят собак и отправились мыться. Живодер бережно складывал и увязывал отмытые шкурки. Подошел подрядчик. Вымывшись, мы наблюдали за живодером.– Куда девают собачьи трупы? – спросил студент.– Их жгут вон там, видишь? – ответил подрядчик.Мы посмотрели на большую трубу крематория. Из трубы вился легкий красноватый дымок.– Там ведь сжигают трупы людей? – удивился студент.Живодер обернулся и строго посмотрел на студента.– А чем отличается собачий труп от человечьего?Студент молча опустил голову. Я видел, что он весь трясется. Крепко же его проняло!– Вообще-то разница есть, – сказала студентка, продолжая смотреть на трубу.Все промолчали. Когда молчание стало гнетущим, я спросил:– В чем же?– Дым не такой! Он краснее и прозрачнее, чем при кремации людей.– Наверно, жгут труп какого-нибудь красномордого детины, – сказал я.– Нет, наверняка это собаки! Хотя такой красный отсвет, возможно, дает вечерняя заря…Мы снова замолчали, продолжая разглядывать дым. Живодер взвалил на плечо связку шкурок. На фоне закатного неба четко вырисовывался его силуэт.– Завтра неплохо поработаем, – довольным тоном сказал живодер. – Хороший денек будет!На следующий день была прекрасная погода. Подрядчик не появлялся, однако работа шла своим чередом, и к полудню мы сделали треть того, что полагалось на день. Мы порядком устали, но бодрились. Только студент нервничал и был явно не в своей тарелке. Его раздражала грязь на брюках. Он ворчал, что собачий дух чувствуется, хотя он чуть не всю ночь мылся в ванне.– Собачью кровь из-под ногтей никак не вычистить. И сколько ни намыливаешься, запах сохраняется.Я мельком глянул на его руки: ногти на тонких пальцах были длинные и грязные.– Зря ты пошел на такую работу, – сказала студентка.– Вовсе не зря, – все больше распаляясь, ответил студент. – Не пойди я, взялся бы другой, и он не избавился бы от засохшей под ногтями крови, и он пропах бы с головы до ног свежей кровью. Мне прямо душу воротит.– Да ты гуманист, – холодно заметила студентка.Студент молчал, уставившись в землю…Живодер попробовал заговорить с ним, но он отвечал невпопад, и у живодера тоже испортилось настроение.Когда я привел на поводке собаку, что-то вроде сеттера, у живодера был перекур. Невдалеке стоял студент, демонстративно повернувшись к нам спиной. Я подошел с таким видом, будто прогуливаюсь с собачкой.– Привяжи ее пока вот тут, – сказал живодер.Я набросил поводок на столбик у входа.– До чего же они все здесь смирные, – скучающе сказал живодер. – Нашлась бы хоть одна злющая да ростом с теленка!– С такой не скоро справишься, – сказал я, с трудом подавляя зевоту, так что на глазах выступили слезы. – Вдруг она кидаться начнет?– На этот случай у меня есть способ утихомирить ее, – сказал живодер, тоже подавляя зевоту. – Делаю так, и…Он показал, как затягивается на волосатой руке кожаный ремень.– Хватит! – закричал студент. – Не хочу слышат этот гнусный разговор!– Я показываю, как усмирить большую собаку, понял? – сказал живодер.У студента дрожали губы.– Я считаю подлым все, что ты делаешь. И отврати тельным. Уж с собаками-то надо поступать благородно.– Болтаешь вздор, а самому даже щенка не прикончить, – выкрикнул побледневший живодер.Студент с ненавистью смотрел на живодера. Вдруг он поднял с земли палку, кинулся к собаке, привязанной у входа, и замахнулся. Собака залаяла и бросилась на него, он было попятился, потом снова подскочил к рвавшейся на привязи собаке и ударил ее по уху. Собака подпрыгнула, стукнулась о загородку и взвыла. Она была еще жива. Изо рта у нее капала кровь. Едва передвигая ноги, она сделала несколько шагов. Студент не двигался, тяжело дыша и не отводя взгляда от собаки.– Добивай! – заорал живодер. – Не мучай животное!Студент стоял как вкопанный.Весь дрожа, он открытым ртом хватал воздух. Собака, удерживаемая туго натянувшимся поводком, корчилась в конвульсиях, царапая лапами землю. Я выхватил у студента палку и ударил окровавленное, покорно взглянувшее на меня животное прямо в нос. Собака пронзительно тявкнула и растянулась на земле.– Ты же зверствуешь! – воскликнул студент.– Что?!– Негодяй! У собаки уж не было сил сопротивляться.Ярость сдавила мне горло, но я повернулся спиною к студенту и снял с собаки поводок…– Хватка у тебя есть, – сказал подошедший ко мне живодер. – Без этого нечего и браться за наше ремесло.Однако хватки мне явно недоставало. Покрытый паршой пес в конце дня укусил меня за ногу.
1 2 3 4