ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
На мне было шевиотовое пальтишко с очень глубокими карманами, и по дороге в кинотеатр я боялся вытащить из карманов кулаки, в которых сжимал монетки, боялся, что северо-западный ветер унесет мои два реала, как двух птичек-малиновок.
Мы были там все вместе, – сказал Антонио Вентура, – сидели, растворившись в темном зале кинотеатра «Рекс», вжавшись в кресла, и пламя с экрана опаляло нам лица. Рыбак Мануэл играл на санфоне и пел богатому мальчику так нежно, что нас брала зависть:
Ай, рыбка моя, тише, не плачь!
Ай, рыбка моя, перестань же плакать!
Вот тогда-то и заплакала Чаро А'Рубиа.
Сперва она плакала совсем тихо, и всхлипы ее сливались с заунывными звуками санфоны. Я-то их услышал, потому что она сидела рядом со мной, – сказал Антонио Вентура. – Она вытащила белый платок и постаралась унять слезы, прижав платок к глазам. Но плакала все сильнее и сильнее, пока неудержимые рыдания не заполнили собой весь зал, словно тоже шли с экрана. Головы зрителей дружно повернулись в ее сторону, потом вернулись в прежнее положение. Взрослые подносили палец к губам, чтобы встревоженные дети не задавали лишних вопросов. Плакала Чаро А'Рубиа, и казалось, что даже Спенсер Треси отложил санфону, чтобы сочувственно и печально посмотреть в партер. Меня и сейчас дрожь пробирает, когда я вспоминаю тот плач, море безутешных слез, которые текли и текли, попадая и на мое шевиотовое пальтишко.
Муж Чаро А'Рубиа погиб два года тому назад у Ньюфаундленда. Я почти не помню его – только то, что у него были огромные ладони и шрамы на подушечках пальцев. Я с большим интересом разглядывал шрамы, потому что и прежде много раз видел эти руки, когда сложенные ковшиком ладони тянулись ко мне, полные карамели. Потом мне кто-то рассказал, что он сам изуродовал себе пальцы – сделал ножом насечки, чтобы горячая кровь не дала ладоням замерзнуть. На Ньюфаундленде стоял полярный мороз.
Чаро А'Рубиа была моей мамой, – произнес под конец Антонио Вентура.
И тут я впервые за время наших групповых лечебных сеансов увидел его с поникшей головой, словно он никак, сколько ни пытался, не мог вырвать из глотки проклятую пробку.
1 2
Мы были там все вместе, – сказал Антонио Вентура, – сидели, растворившись в темном зале кинотеатра «Рекс», вжавшись в кресла, и пламя с экрана опаляло нам лица. Рыбак Мануэл играл на санфоне и пел богатому мальчику так нежно, что нас брала зависть:
Ай, рыбка моя, тише, не плачь!
Ай, рыбка моя, перестань же плакать!
Вот тогда-то и заплакала Чаро А'Рубиа.
Сперва она плакала совсем тихо, и всхлипы ее сливались с заунывными звуками санфоны. Я-то их услышал, потому что она сидела рядом со мной, – сказал Антонио Вентура. – Она вытащила белый платок и постаралась унять слезы, прижав платок к глазам. Но плакала все сильнее и сильнее, пока неудержимые рыдания не заполнили собой весь зал, словно тоже шли с экрана. Головы зрителей дружно повернулись в ее сторону, потом вернулись в прежнее положение. Взрослые подносили палец к губам, чтобы встревоженные дети не задавали лишних вопросов. Плакала Чаро А'Рубиа, и казалось, что даже Спенсер Треси отложил санфону, чтобы сочувственно и печально посмотреть в партер. Меня и сейчас дрожь пробирает, когда я вспоминаю тот плач, море безутешных слез, которые текли и текли, попадая и на мое шевиотовое пальтишко.
Муж Чаро А'Рубиа погиб два года тому назад у Ньюфаундленда. Я почти не помню его – только то, что у него были огромные ладони и шрамы на подушечках пальцев. Я с большим интересом разглядывал шрамы, потому что и прежде много раз видел эти руки, когда сложенные ковшиком ладони тянулись ко мне, полные карамели. Потом мне кто-то рассказал, что он сам изуродовал себе пальцы – сделал ножом насечки, чтобы горячая кровь не дала ладоням замерзнуть. На Ньюфаундленде стоял полярный мороз.
Чаро А'Рубиа была моей мамой, – произнес под конец Антонио Вентура.
И тут я впервые за время наших групповых лечебных сеансов увидел его с поникшей головой, словно он никак, сколько ни пытался, не мог вырвать из глотки проклятую пробку.
1 2