Хидаш взглянул на нее и снова отпил из стакана.
– Значит, ему не статья нужна была, – заключил он. – Звал, да?
Угадал! И что он скажет на это? Дожить, дождаться, чтобы Главный Умник сказал ей: "Что-то с этим институтом неладно". Еще как неладно! Хорошо, что заметили наконец. Поняли, что значит педагог-практик, с трудом, но додумались. Рука, в которой Марта держала стакан, стала такой горячей от волнения, что даже вино нагрелось. Юдит Надь уходит. В августе она переходит в школу. Юдит Надь будет работать в школе! "Воспитатель не должен допускать, чтобы какое-либо обстоятельство нарушало нормальное течение урока литературы", – это написано Юдит Надь. Ах, до чего же умна Юдит! И как она удивится, если, скажем, во время разбора стихотворения Петефи «В конце сентября» в умилительной тишине кто-нибудь из детей поднимет руку и, переступая с ноги на ногу, скажет: «Разрешите выйти». Марта засмеялась. Теперь стоило ей захотеть, и она могла бы стать точно таким, же Умником, восседать в красивом кабинете, любуясь отдельной библиотечкой. Только она этого не хочет! Она пока еще в своем уме!
– Неужели ты отказалась? – спросил Хидаш.
Что значит неужели? Она взглянула на своего коллегу. По его мнению, она должна оставить школу, оставить всех, к кому так привыкла за долгие годы! И это говорит Хидаш, которого она считала своим самым лучшим другом! Неужели он мог подумать, что у нее закружится голова от такого почета и она тотчас же бросит своих учеников?
– Ну, конечно же, отказалась, – ответила Марта с досадой. – А что бы ты ответил?
Хидаш некоторое время вертел в руках стакан, потом попросил поподробнее рассказать, как происходил разговор. Марта чуть ли не слово в слово повторила все. Добаи начал с того, что институт не так работает, как ему бы хотелось, и что он знает, в чем кроется причина неудач: институт все больше и больше отрывается от жизни. Есть теория и есть практика. Но вместо того, чтобы теория шла рука об руку с практикой, институт и школы идут разными путями, и его сотрудники в основном знакомы с детьми только по книгам. Взять для примера Пирошку Шипош, статьи которой она, Марта, вероятно, читала. Это талантливая молодая особа и, пожалуй, одна из самых начитанных, самых образованных сотрудниц института. Но едва закончив университет, она стала получать зарубежную стипендию и тут же попала прямо сюда, в институт. Она никогда, если не считать нескольких недель учебной практики, не бывала в школе, никогда не пробовала жить среди детей, работать с ними. Примерно так же обстоит дело и с сотрудницей Надь. У нее более солидная подготовка, чем у Пирошки Шипош, но и она тоже никогда не обучала детей. Добаи неоднократно говорил об этом в министерстве и теперь поставил перед отделом образования вопрос категорически: отныне в институт не будут приниматься лица, не имеющие соответствующего педагогического стажа, даже если у них самая блестящая теоретическая подготовка. Кадры же, не отвечающие этим условиям, следует сменить. Теоретическая и практическая педагогика должны быть неразрывно связанными звеньями, иначе не достигнуть нужных результатов. Как первый шаг к осуществлению всего этого он просит ее, Марту Сабо, чья воспитательская работа признана всеми в столице, быть старшим научным сотрудником института, то есть его, Добаи, заместителем.
Хидаш удивленно слушал ее рассказ. К соседнему столику подошла новая пара: хрупкая женщина с пучком волос на затылке и мужчина в сером костюме. Женщина села лицом к ним, а ее спутник – спиной, но Марта Сабо, узнав Вики, тотчас же догадалась, что с ней Калман Халлер.
– Я думаю, ты должна согласиться, – сказал Хидаш.
Марта с недоумением посмотрела на него. Она думала, что Хидаш поддержит ее, а он, оказывается, принимает все всерьез. Еще доводы выдвигает и говорит слово в слово то же, что и Добаи: если она, знающая школу как свои пять пальцев, не пожелает пойти институту навстречу, не захочет работать там, не будет помогать коллегам, когда они допускают ошибки, наконец, не будет делиться своими знаниями, то грош цена ее любви к детям.
Что они сегодня взялись учить ее! Марта сама отлично представляет себе, что она должна делать. Неужели Йошка воображает, что она пойдет работать в институт, чтобы никогда больше не видеть детей, а только читать и писать о них? На Вики красное нейлоновое платье, в ушах маленькие клипсы-вишенки.
– А ты не пробовала договориться с Добаи, объяснить, чего ты хочешь? – спросил Хидаш. – Они нуждаются в тебе и поэтому пойдут на уступки.
Еще не хватало торговаться с ними! Марта чувствовала, что вечер испорчен, хотелось уйти домой. Она вполне удовлетворена тем, что Умники наконец начинают заманивать к себе специалистов. Добаи советовал хорошенько подумать, прежде чем окончательно отказываться. Институт, говорил он, в свою очередь пойдет ей навстречу и по мере возможности выполнит поставленные ею условия. Ну, да мало ли что он говорит! Ее волнует сейчас совсем другое: звено юных поварят, смерть Габора Надя, Жофика и Понграц… Уйти, оставить все? Если она перекочует к Умникам, кто поможет Жофи, кто уладит дело с Халлером? Пожалуй, еще не слишком поздно и по пути домой можно будет заглянуть к Доре. Теперь-то она наверняка не столкнется с ее сестрой.
И в Хидаше она ошиблась, он твердит одно – что надо подумать. А интересно, принял бы он сам это предложение? Конечно, тут же замахал бы руками – дескать, он и сочинять-то не умеет, так как он математик. Вот она, Марта, совсем другое дело! О детях должны писать лишь те, кто знает их по-настоящему.
Марта поднялась. Она не предполагала, что разговор с Хидашем примет такой оборот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94