Жофи мыла руки и слышала – в ванной все было слышно, – что ею остались довольны и что она хорошо развитая, нормальная одиннадцатилетняя девочка. "Совершенно здоровая!" – мама произнесла это так, как будто говорила: "Совершенно больная!" Слышно было, как папа засмеялся, чмокнул маму и сказал: "Уж не сердит ли тебя, что она здоровая? Хочешь, я подзаймусь с ней?" – "Сохрани боже! – ответила мама, чуть не плача. – Если я не смогу на нее воздействовать, я потеряю веру в себя. Не вздумай вмешиваться!"
Вот так всегда, вспоминаешь о папе то одно, то другое. Ему никогда не было стыдно за Жофи; правда, он не получал наград, как мама, и не выступал по радио с докладами про воспитание детей. Но папа понимал даже то, что Жофи не умела объяснить словами, и, когда дела Жофи становились очень уж серьезными, беседовал с ней.
Папа всегда приходил к Жофи вечером, после купанья, и приносил с собой запахи мыла и крема для бритья, а запахи эфира и раствора для полосканья горла оставлял в кабинете. Когда Марианна наговорила Жофи такое, что она даже заснуть не смогла после этого, папа рассказал ей, как рождаются маленькие дети. И в день Восьмого марта он тоже зашел к ней. Тогда оказалось, что она потеряла желтый платочек, который вышивала в школе для мамы, – детям всем велели вышить по платочку.
Жофи не умела дарить, но было достаточно одного слова, чтобы она вытряхнула все из своей копилки. Однажды Жофи должна была продекламировать стихотворение. Все шло хорошо, но, когда настал решительный момент, Жофи бросила на землю цветы и расплакалась.
Приближался день Восьмого марта. Жофи ждала его с ужасом. Мама надеялась услышать от нее хотя бы стихотворение. Жофи мечтала отдать всю свою кровь, чтобы вылечить маму от какой-нибудь болезни, но декламировать стыдилась. Вдобавок ко всему желтый платочек, который мог бы спасти положение, как выяснилось в последний день, пропал каким-то образом у нее из портфеля. Когда к ним после обеда зашла тетя Като похвастаться вышитым платочком, что подарила ей Марианна, Жофи только стояла и терла ногу об ногу. У мамы даже слезы брызнули из глаз, и она сказала тете Като: "Духовный мир Жофики, к сожалению, убог".
В тот вечер папа тоже пришел к Жофи, но он не говорил с ней о платке. Он рассказывал о дедушке, которого Жофи не знала. Оказывается, дедушка был мужественный, молчаливый человек и очень строгий, а когда бабушка сильно заболела, он вдруг расплакался у ее постели. Папа и его сестра, тетя Като, растерялись: так непонятно и страшно было, что дедушка плачет. Бабушка посмотрела на дедушку, она была очень удивлена и спросила: "Разве ты любил меня, Янош?"
"Многим людям нужно напоминать о том, что их любят, – говорил папа. – За горестями и заботами они сами этого не замечают". Жофика немножко поплакала тогда, а уж в этом году сшила к Восьмому марта подушечку для иголок и спрятала ее в голове Тобиаша, чтобы, чего доброго, опять не пропала. На этот раз подарок остался цел и невредим. Мама очень обрадовалась ему и тотчас же повесила подушечку в спальне, на окно.
В конце года, когда у Жофи было уже шесть посредственных отметок, папа сказал: "Теперь-то я возьмусь за нее!" Мама уже не противилась. "Когда же ты будешь с ней заниматься?" – "Никогда, – ответил папа. – Я не собираюсь с ней заниматься, а только объясню ей, что надо делать". – "Желаю удачи!" – проговорила мама с досадой. Это было единственное обещание, которого папа не сдержал. А как она хотела узнать, что нужно делать для того, чтобы все клеилось!
Интересно, знает ли дядя Балаж, что Тобиаш – это Тобиаш?
Жофи просила маму не отдавать черепа. Но мама ответила, что ждет не дождется, когда это страшилище заберут из дома. Жофи глядела на улицу и думала, что у мамы только одна любимица – коричневая тетка со змеями-волосами. А где это видано, чтобы вместо волос на голове были змеи? Вот череп есть у каждого, его можно нащупать под кожей. Она провела пальцами по лицу и потрогала макушку. "А верно, удивительное сооружение! – сказал как-то папа, ероша волосы Жофи. – Тут обитают мысли. Они хорошо упакованы, как стеклянные изделия в магазине, чтобы не разбились. Вот здесь живет зрение, слух. Мудро придумала природа, не правда ли? В таком маленьком пространстве и столько всего!"
Почему бы папе тут же сразу и не открыть секрета: что надо делать, чтобы все клеилось? Теперь-то она этого уже никогда не узнает. А ведь папа думал о ней, думал даже в последнюю минуту. Ей сказала об этом Валика, которая работала сестрой в его кабинете. Когда папе стало плохо, он только и смог проговорить: "Скажите Жофике…" Он хотел ей что-то передать. Но что? Папа не успел договорить.
В другой комнате мама разбирала книги. Жофика открыла дверь и некоторое время смотрела на нее. В своем черном платье мама казалась еще тоньше. Волосы она повязала платком, чтобы не пылились. Поймет ли мама, почему Жофи сейчас вошла к ней? Почувствует ли, что вместе все же не так тоскливо и одиноко? Ведь теперь их только двое – мама и она.
Но мама заметила лишь то, что Жофи стоит на пороге и ей даже в голову не приходит помочь матери. Только стоит и смотрит. Может быть, отец все-таки ошибся и в девочке нет никаких добрых начал? Тогда ужасно. "Если тебе не хочется помогать, то незачем стоять и смотреть, как другой работает", – заметила она, вынув из ящика очередную кипу книг. Жофика повернулась и ушла в свою комнату. Там она снова принялась смотреть в окно.
Внизу на перекрестке изменился цвет светофора, пешеходы и машины ринулись вперед, как на соревнованиях.
"Разве ты любил меня, Янош?" – спросила бабушка. И правда, откуда она могла это знать, раз дедушка никогда не говорил, что любит?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94