Пусть научится бить по воротам так, как они! Пусть он ему не заливает, будто Дуци плохой игрок. Так говорят только невежды. Он-то, Андраш Киш, знает, каков Дуци на поле.
Ну, уже больше пяти, скоро начнется: явятся его дружки, и пойдет дело. Радуйся, старый Понграц, будет по-твоему, он, Киш, отсюда не сделает ни шагу. Гляди-ка, щека все больше пухнет. А вдруг у него и в самом деле зуб болит? Теперь достает свою сумку, вынимает оттуда бутылочку и давай тянуть из горлышка. Жаль, что соски на бутылке нет, а то мог бы сосать, как младенец. Никак, молоко пьет? Тьфу!
– Я должен питаться через каждые три часа, – пояснил Ревес. – Потому как у меня была язва желудка, и я берегусь с тех пор.
– Ну, тогда вам в самый раз лечиться ромом.
– Кто это ромом лечится? Зуб мой, а не я! Видите, молоко пью, я даже мясо не всякое могу есть, одну лишь телятину.
– Вы можете есть сколько угодно телятины, если потом ромом запиваете…
Уронили этого Киша что ли, когда грудным младенцем был? Прямо помешался на выпивке! Видно, не прочь приложиться к шкалику, даже говорить об этом ему приятно.
– Да ведь я не пью! – вспылил Ревес, отставив бутылку из-под молока.
– Видел я, – ответил Андраш Киш. – То была вода, водичка, да?
Что с дураком спорить! Ревес махнул рукой и стал тут же, в коридоре, полоскать под краном бутылку. Ну нет покоя от этого столяра – бухает и бухает. Может, за новый шкаф взялся? Уже четверть шестого. Кончится когда-нибудь это дежурство?!
Андраш Киш расправил под столом затекшие ноги. Сколько еще сидеть? Ревес, видно, не очень тоскует по дому. Все-таки собутыльников своих дожидается.
– И до какого часа вы должны тут сидеть?..
– Сегодня до полшестого, а вообще когда как: иногда до шести, иногда до четырех. Все зависит от того, когда заступаю.
– Ну, а в полшестого куда?
Тьфу, что за болван этот каменщик: ведь сам же побывал у него, Ревеса, дома. Куда же ему деться, если не в Зугло?
– Прямо туда? – не унимался Андраш Киш.
Нет, не прямо. Сначала он поедет в Хидегкут или Бекашмедьер, плюнет в Дунай, потом уже домой. И чего глупости спрашивает?
Ну, раз он прямо домой надумал, значит, выпивки сегодня не будет. Он, Киш, проводит его немного, проверит, в самом ли деле тот поедет в сторону Зугло, – и кончено. Обещание выполнено.
Аккуратная, видно, женщина Жофина мать, ишь как хорошо упаковала обед Ревесу, все плотно пригнано, ничего не прольется. Ну, наконец собрался. Нет, опять что-то вынюхивает. Вот подозрительный человек, где-то заплакал ребенок – так он ушам своим не верит, ему обязательно надо посмотреть. И сейчас к чему-то прислушивается. Подумаешь, молотком стукнули! Может, ковер выколачивают. Или тут мастерская какая-нибудь, ножки к стульям прибивают.
Опять остановился, заглянул в приоткрытую дверь – и бежать. Господи, что ему лицо от страха перекосило? Будто кто стрелять там в него собрался. К телефону помчался. Истошным голосом зовет швейцара. Сам ненавидит толстяка Раца, готов его в ложке воды утопить, а все же звонит. Что? Что он говорит? Зовет на помощь: бегите, мол, скорее, кто-то стучит. Ведь и вправду стучат! Теперь, когда дверь вон того кабинета открыта, слышно.
Ну, хватит сторожить этого Ревеса. Компания не явилась, так что одна стопка рому не в счет. Да и стук, видно, не на шутку испугал его. Может, сегодня не будет бродяжничать, прямо домой поедет. Но скорее всего он хитрит. Вся беда в том, что он лгун, это ясно. Но где все-таки стучат? Кажется, будто кто-то бьет руками и ногами о стену. Ух как они все перепугались. Нет, лучше быть в каменщиках. Ни за какие коврижки не пошел бы он музей сторожить. Велика радость – дрожать из-за каждого шороха.
Вот и Рац. У него даже шея побагровела.
– Ступайте отсюда, мил человек, – сказал он Андрашу Кишу. – Думаю, вы уже вдоволь наговорились со своим приятелем. Здесь с этой минуты могут находиться только официальные лица.
– А сколько времени вы тут еще пробудете? – поинтересовался Куль-шапка.
– Черт его знает, ступайте себе! Внизу, у парадной, Папик, он вас выпустит.
Ну вот, они тут теперь надолго застрянут, так что ему беспокоиться нечего. Там, глядишь, и шесть пробьет.
Инспекции не было, он, Андраш Киш, может спокойно идти домой. Пусть этот разиня подождет его в воскресенье, так он и купил его дом! Держи карман шире.
Швейцар прикрыл за собой дверь кабинета Халлера. Сомнений нет, стучат из хранилища, кого-то там захлопнули. Ключ – в замке, снаружи, но что толку? Открывать дверь умеют только директор музея и Халлер. Халлер здесь, в здании, но где его искать? Надо позвонить директору и достать его хоть из-под земли. Все выходы следует немедленно закрыть. Шутка ли – речь идет о большой коллекции!
Ревес помчался к телефону. Теперь уже отчетливо был виден его флюс. Перед глазами Раца вдруг сверкнуло золото. Он схватился за сердце. На столе, в бронзовой пепельнице, взятой напрокат так же как и гобеленовый стул, лежала золотая монета. Рацу еще никогда не приходилось сравнивать оригиналы с копиями, но он сразу понял, что перед ним подлинник.

18
Когда Жофи вернулась, мама уже была дома и варила кофе. Свою записку Жофика увидела в корзине для бумаг: мама прочла ее – значит, все в порядке. Пока ничего не расспрашивает.
Мама подала кофе, но вместо того, чтобы выпить его, Жофика незаметно вылила всю чашку в раковину. Она не могла сделать ни одного глотка. Что ответить маме, если мама все-таки спросит, где она была. Некоторое время Жофика кружилась около маминого письменного стола, стараясь привлечь к себе ее внимание. Мама открывала и закрывала ящики: наводила порядок в столе. Ее портфель был набит разными бумагами, книгами, и она теперь разгружала его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94