К волшебнице дар речи вернулся раньше.
— Десса, Масуф любит тебя. Он сам говорил мне об этом, — негромко сказала она.
— Мало ли что он говорит! Он любит только золото — золото и деньги! Именно по этой причине он и стал рабом. С Ахмаем мне было куда лучше, чем с этим скрягой. Я бы согласилась и в "Трех Грошах" работать, лишь бы к нему не возвращаться!
Рабыня повернулась к Конану:
— Капитан, может быть, вы сможете предложить мне и какую-никакую обувь? Дорожка-то мне предстоит, сами понимаете, какая неблизкая…
— Кром! — вырвалось у Конана. Он умудрился взять себя в руки и уже спокойно добавил: — Десса, мы должны вернуть тебя Масуфу. Мы у него в долгу. Боги же ох как не любят неоплаченных долгов.
Десса открыла было рот, но, увидев выражение глаз киммерийца, решила промолчать.
— Если ты считаешь, что в Крепости тебе устроят торжественный прием, то ты здорово заблуждаешься, — продолжил Конан. — Они станут подозревать тебя во всех смертных грехах и отправят тебя куда-нибудь на кухню… Помимо прочего, я сделаю все возможное для того, чтобы ты туда уже не вернулась. Ты слышишь меня, Десса?
Он снял с седел фляги и отправился на поиски родника.
10
Они выехали в то время суток, которое иранистанцы почему-то считают утром, хотя иные люди скорее склонны считать ночью, ибо тьма в этот час стоит еще такая, что хоть глаз выколи.
Конан и Раина решили не перетруждать зря своих жеребцов и повели их в поводу. Для Дессы и Масуфа заранее была приготовлена пара жеребцов, и потому каждый из путников скакал в своем седле. Ни раба, ни рабыню нельзя было назвать опытными наездниками, и это сильно сказывалось на скорости их передвижения. В случае опасности Конан и Раина приняли бы своих новых спутников в свои седла, ибо в противном случае те были бы изловлены неприятелем в два счета.
К счастью, пока их никто не преследовал, что, впрочем, казалось крайне подозрительным обстоятельством пусть они и избегали все это время не только торных путей, но и горных тропок. За время пути они встречали людей лишь дважды: в первый раз это был пастух, во второй — отшельник.
— Горцы — люди молчаливые, — негромко сказал Конан. — Золото и пытки могут развязать язык кому угодно, но вот время на это уходит разное. Пытать их Ахмай скорее всего не станет, ведь Крепость его в конце концов стоит именно на их землях. Верно!
— Нас видят не только пастухи, — отозвалась Илльяна. — Нас видят и их овцы.
— Насколько я понимаю, и овцы, и козы умеют держать язык за зубами, улыбнулся Конан. Утро стояло прекрасное, и настроение у него было лучше некуда, тем более что вчерашняя стычка закончилась полным посрамлением противника.
— Можно заставить говорить и немого, — настаивала на своем Илльяна.
— Интересно, каким же это образом? — рассмеялся киммериец. Представляю, как Ахмай будет разговаривать с овцами! "Если вы будете молчать, я изжарю вас себе на ужин!" А они ему в ответ «мэ» да «бэ», «бэ» да «мэ»!
— Это делается иначе.
— Неужели есть и такие заклинания?
— Разумеется. Говорить баран не станет, но увидеть то же, что видел и он, совсем не сложно.
— И ты думаешь, Ахмаю ведомы такие заклинания?
Погожее утро тут же стало казаться Конану по-киммерийски холодным.
— Ни он сам, ни его слуги заклинаний не знают. Но ему это и не нужно. Похоже на то, что Ахмай знаком с Эремиусом, тому же ведомы все заклинания без изъятья. Как ты помнишь именно Эремиус владеет вторым Камнем Курага. Я познакомилась с ним десять лет тому назад и за время знакомства успела понять, что он знает и умеет куда больше моего.
Волшебница изобразила на лине некое подобие улыбки.
— Утешает меня лишь то, что он не знает об этом. К тому же за эти десять лет я смогла кое-чему научиться.
Улыбка Илльяны стала пошире.
— Конан, я смотрю, ты начинаешь всерьез интересоваться магией. Как же прикажешь тебя понимать — ведь совсем недавно ты говорил мне о том, что боишься и думать о ней?
— Магия магии рознь. То, что я видел вчера меня не только не пугает, но скорее привлекает. Впрочем, может быть, ты устроила весь этот маскарад только для того, чтобы показаться предо мной в столь импозантном виде…
Илльяна густо покраснела и тут же отъехала к Дессе и Масуфу. Конан пришпорил своего коня и нагнал Раину, бормоча что-то о бесноватых женщинах, которые при всем своем целомудрии никак не могут считаться подлинно целомудренными.
— Ну у тебя и шутки! — прошипела Раина.
— Что-то я тебя не понимаю. Неужели я мог оскорбить ее?
— Говорить о чужих тайнах я не привыкла. Придет время, и Илльяна сама расскажет тебе обо всем. Пока же тебе следует помалкивать.
— Но ведь при этом я становлюсь похож на слепца, — я не понимаю ни того, с кем мне предстоит сражаться, ни того, почему я должен относиться к этому человеку как к врагу…
— Не стану спорить с тобой. Но я назвала бы тебя не слепцом, а скорее одноглазым.
— Будь по-твоему. Но ведь у противника моего целы оба глаза, верно? Неужели мастер Барафрас не смог научить тебя и самым простым вещам? Тебе придется вернуться на родное боссонское болото и потребовать со своего наставника плату за обучение, ибо…
Раина едва не ударила его по губам. Он с трудом сумел перехватить ее руку.
— Ты находишь глупой и эту мою шутку?
— Отпусти меня сию же минуту! Чтоб у тебя язык отсох, варвар!
— Если он у меня не отсох и поныне то отсохнет не скоро, милая. Кто только меня не проклинал — и благородные люди, и отъявленные мерзавцы…
И тут киммериец заметил, что глаза Раины наполнились слезами. Он выпустил ее локоть из руки и отъехал в сторону. Она было зарыдала, спрятав лицо в ладонях, но вскоре справилась с собой и, обратившись к нему, заговорила:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61