— С другой стороны, все это может происходить очень далеко отсюда, но комуто очень хочется испугать нас, создавая иллюзию того, что ужас этот творится где-то совсем рядом. У Раины есть подруга, которая умеет делать то же самое, — верно, Раина?
— Оставь, Конан. Бора, мне очень жаль, но коня своего мне придется забрать.
В следующее мгновение Раина уже скакала где-то внизу.
— Бора, — прошептал Конан. — Сведи своих людей с тропы. Пусть на ней останутся только те двенадцать.
Две крупные Трансформы никак не могли поделить изуродованный труп. Они то начинали кружить друг возле друга, то пытались, застав противника врасплох, ударить его по голове чем-нибудь тяжелым. Эремиус лениво наблюдал за этой странной сценой, пытаясь сохранять нейтралитет. Алчность и тупость Трансформ чрезвычайно раздражали его, пусть благодаря именно этим качествам они и становились отменными рабами. Скотству этому не было видно ни конца ни края…
И тут маг увидел одного из охранников, зачем-то направившегося к рычащим разъяренным Трансформам. Неужели этот идиот решил разнять их? Зачем ему это?
Ответа на свой вопрос Эремиус не смог бы получить при всем желании: одна из Трансформ неожиданно осклабилась и ударом руки снесла человеку полчерепа.
Спор тут же закончился. Одна из Трансформ стала пожирать недавнее "яблоко раздора", вторая — занялась новой жертвой.
Эремиуса передернуло от отвращения. И это его сподвижники…
Трансформы по большей части объелись настолько, что ходить уже не могли. Теперь у них было только одно желание — спать. Они расползались по порушенной деревне парами и тройками, пытаясь найти более или менее укромные местечки.
Эремиус перевел взгляд на Камень Курага, лежавший перед ним на земле. Пользоваться им часто он теперь побаивался. Единственным волшебством, совершенным в эту ночь с его помощью, была трансляция криков, оглашавших Тихую Заводь, на все окрестные тропы.
С каждой минутой небо становилось все светлее. Теперь уже он видел кружащих прямо у него над головою огромных стервятников, таинственным образом прознавших о происшедшем в эту ночь смертоубийстве.
Эремиус зевнул и произнес заклинание, позволявшее ему в течение какого-то времени не думать о Камне. Спать хотелось не только Трансформам, — спать хотелось и ему.
16
Конан снял с плеча лук и вытянул стрелу из колчана. Целью его был один из грифов, лакомившийся человеческими останками. Бурые наросты из запекшейся крови на груди стервятника говорили о том, что трапеза его началась не сегодня.
Тетива туранского лука зазвенела, и стрела со свистом устремилась к цели. Гриф издал трубный крик и, забив крылами, упал набок. Собратья его повернули к нему головы, но трапезы своей так и не прервали. Взлететь они в любом случае уже не смогли бы, — слишком уж роскошным для этого был их сегодняшний обед слишком уж полны были их хищные утробы.
Конана передернуло от омерзения — с каким удовольствием он выпустил бы в этих падальщиков все свои стрелы! Сколь странным казалось ему теперь название этой деревни — Тихая Заводь… Он затряс головой, пытаясь унять вспыхнувший вдруг гнев. Его следовало оставить до той поры, пока он не доберется до истинных виновников, дли них же надлежало приберечь и стрелы.
Из-за камня раздались странные булькающие звуки. Это тошнило Бору. Послышались и другие звуки — неспешные и тяжелые шаги… Конан было насторожился, но тут же вздохнул с облегчением, увидев, что из-за скалы вышел не кто иной, как Хезаль.
— Твоя госпожа Илльяна сообщила мне о том, что это — дело рук демонов. Она что — э-э-э, — волшебница?
О чем Конану не хотелось говорить, так это о магических талантах его спутницы. Хезаль был настолько проницательным человеком, что обман в данном случае мог лишь ухудшить его отношение к ним.
— Ты посмотри получше — неужто этого и так не видно? Собери сюда всех вендийских тигров, и они не сделают и половины того, что ты видишь. Что до твоего вопроса, то я вынужден ответить на него так: да, моя госпожа кое-что может.
— Честно говоря, меня это особенно не удивляет, — сказал Хезаль в ответ. — Я вот о чем сейчас подумал: мы отведем Илльяне место в середине колонны — там она будет чувствовать себя в сравнительной безопасности. Раине тоже лучше быть где-то рядом с нею.
— Скажи мне, Хезаль, а как чувствует себя после той ночи Шамиль? Или тогда у него было временное помрачение?
Хезаль нахмурился.
— Если бы мой отец был жив и поныне, я давно бы навел здесь порядок. Сделать это, опираясь только ни собственные силы, не так-то просто…
— Как звали твоего отца?
— Правитель Альбрас.
— Вот те раз, а я и не знал!
Альбрас был одним из правителей; в народе его считали человеком великого ума и редкостного благородства. Всю свою жизнь он служил верой и правдой Туранскому царству, побывав и в солдатах, и в дипломатах, и в правителях. Поживи он немного подольше, и Конану вряд ли пришлось бы рисковать жизнью, борясь с Послушниками Культа Судьбы, — при Альбрасе появление их в Туранском царстве было бы вряд ли возможно.
— Отец твой был великим человеком, — добавил Конан. — Я смотрю, ты тоже отставать от него не намерен.
— Главное сейчас — пережить эту ночь. Если я и останусь в живых, то благодарить за это буду не кого-нибудь, но самого Мекрети. В бытность солдатом мой отец учился именно у него. Свой боевой опыт он, соответственно, передал мне.
Конан уважительно кивнул. Мекрети был легендой не только для таких, как он, но даже и для великих, уважаемых всеми воителей, наподобие капитана Хаджара. Не погибни Мекрети в бою с гирканцами, и он стал бы командующим всей туранской армии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61