Ливия снова прервала недовольное ворчание дворецкого:
— У этого торговца лесом наверняка ведь должен быть в Мессантии какой-то торговый агент? И тот представитель наверняка ведь должен иметь право нанимать им рабочих и охранников, если те понадобятся?
Реза умел понимать, когда его обошли с обоих флангов.
— Вне всяких сомнений, госпожа. Я узнаю. С вашего разрешения?..
— Пожалуйста, пожалуйста. Чем раньше, тем лучше, прежде чем тот, кто подослал этих угодивших в плен, решит попробовать выручить их.
— Посланные на выручку всего лишь присоединятся к своим друзьям, — сказал Реза. Он улыбался Конану, когда откланивался, но улыбались у него только губы, а не глаза. Повинуясь знаку госпожи Ливии, Конан сел и налил себе еще вина. Сомнений нет — ради выдержанных вин Аргоса почти стоило потерпеть аргосийские законы!
Глава 8
Плодородные равнины с возделанными полями давно уже остались позади. Дорога круто поднималась вверх и уводила в предгорья.
Лигу назад тракт был еще достаточно широк для проезда отряда конных Воителей, двигавшихся колонной по четыре в ряд. Теперь же ширины едва хватало для проезда двух лошадей. По обе стороны тянулись то бурые, заросшие жесткой травой болота, то небольшие фруктовые сады, то заросли густого кустарника.
Места идеально подходили для засады шайки головорезов. Тем более что час уже был поздний, с западной половины неба исчезали последние остатки дневного света.
— Нам всю ночь предстоит ехать? — пробурчал Акимос. — Если да, то нам лучше позаботиться о фонарях, пока мы еще в состоянии найти кремень и кресало!
Поскольку свет убывал, Акимос не мог быть уверен, что именно выражало лицо господина Скирона. На нем, кажется, появилась улыбка, но, наверно, не столь насыщенная презрением к осторожности Акимоса.
— Нам осталось меньше четверти лиги пути, — уведомил его Скирон. — Я не забываю ориентиров.
— Ты способен разглядеть их в темноте?
— Тех, что нам нужны, да. Так что не зажигайте фонарей. Возможно, они и покажут нам дорогу. Но они могут и показать, где мы, любому бандиту в лиге от нас.
По хмыканью окружающих Акимос понял, что Воители разделяли мнение Скирона. Никому из них не улыбалось пробираться так вот, на ощупь, в темноте. Но никому из них также не улыбалось и драться с разбойниками, во всяком случае имея всего дюжину бойцов.
На западе в небе растаял малиновый цвет, за ним последовал и золотой. Небо над головой уже сделалось темнопурпурным, и на нем замерцали ранние звезды.
Акимосу показалось, что они, возможно, насмехаются над ним: мол, потащил их в такую даль от Мессантии на поиски неведомо чего, неведомо где, за чем мог отправиться, как известно, только дурак. Или по крайней мере человек, который предпочел бы показаться скорее дураком, чем трусом.
Он никогда не подаст вида, что слишком сильно доверяет своему ручному колдуну. Скирон походил на леопарда на цепи. Цепь могла порваться. Но даже если и выдержит, все равно дает зверю слишком много свободы для прыжка к горлу хозяина.
Акимосу требовалось посмотреть то, что приготовил Скирон здесь, в горах, и тут и делу конец. Он мог лишь молиться Митре, чтобы путешествие оказалось стоящим потраченного времени и чтобы ни боги, ни люди не ввергли в хаос его дела в Мессантии, пока он отсутствует.
К этому времени ехавшие впереди Воители спешивались и вели коней в поводу. Сержант Воителей обнажил меч и нащупывал им перед собой дорогу, словно слепой нищий своей палкой.
Акимос подумывал спешиться. Сидя верхом на коне, он чувствовал себя незащищенной мишенью, при всем том, что под шелковой курткой для верховой езды он носил кольчугу. Он также знал, что никак не мог наделяться развернуть коня и ускакать, оторвавшись от любой засады. Во всяком случае, не на дороге, которая теперь казалась такой же узкой, как любой глухой закоулок в Аграпуре, и такой же густо насыщенной отвратительной вонью.
Предупреждением Акимосу послужил только слабый шорох чего-то ползущего. Он выхватил меч, готовый рубануть по змее, когда дорогу перегородила упавшая сверху утяжеленная гирями сеть. Одна из гирь ударила сержанта по башке. Череп разлетелся, словно сброшенная с крыши дыня.
Когда меч сержанта с лязгом упал на дорогу, Акимос открыл рот, собираясь выкрикнуть приказ. Его язык, казалось, стал таким же негнущимся, как мертвая ветка, а в рот словно насыпали пригоршню песка. Слова подступили к горлу, но отказывались слететь с его уст.
Миг спустя Акимос понял, что его вот-вот вырвет. Ему предстояло не только закончить жизнь здесь, на этой дороге, погибнув от рук бандитов. Ему предстояло закончить ее на глазах у всех людей, знавших, что он трус.
Эта мысль была еще чернее, чем дорога. Она настолько поглотила рассудок Акимоса, что он не увидел, как с увешанных мхом деревьев по обеим сторонам дороги спрыгнули темные фигуры.
Он также не увидел, ни как господин Скирон высек искры, ни как искры эти упали на трут, лежавший наготове в медной чаше. Трут занялся, пылая зловещим багряным светом, похожим на змеиный глаз.
Скирон поднял посох, и чаша поднялась вместе с ним на конце серебряной цепи. Из чаши заклубился дым, и свободная рука Скирона заплясала в его клубах. Дым заплясал в ритме с рукой колдуна. Какой-то миг тем, кто наблюдал за этим с затуманенным взором и умом, показалось, что дым образовал руны. Руны величиной выше человека, тянущиеся через дорогу и исчезающие в лесу по обеим сторонам.
В глазах у Акимоса прояснилось как раз вовремя, чтобы увидеть, как багряный свет хлынул из чаши, словно жидкость. Он заструился по дороге, поглощая ноги людей и лошадей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79