Но в дыме не содержалось никакой магии, только тошнотворный запах, похуже даже того, который дошел до Конана от первого монстра. Он попытался определить, что же происходит с чудищем за дымовой завесой, но она стояла теперь такой густой, что он с таким же успехом мог попытаться смотреть сквозь кирпичную стену.
А затем раздался такой звук, словно все гнилые фрукты в Аргосе разом бросили на каменный пол. Глаза Конану опалил голубой свет, пронзая дым, но в тоже время ослепляя его. Он прижался лицом к скале, когда вонючий ветер с ревом пронесся мимо него, садня ему кожу камешками и песком и неописуемыми ошметками Змея.
Наконец голубой свет померк. Конан открыл глаза, смахивая с них песок, и уставился на открывшуюся ему картину. Там, где стоял Змей, образовалась огромная яма из дымящегося голубого стекла, окруженная почерневшим камнем и немногими обугленными ошметками гадины.
Отравил ли там зверюгу Акимос или нет, а пробудивший его от долгого сна своими чарами колдун уж точно отравил. Поглощение его, с чарами и всем прочим, оказалось для Змея слишком большим куском.
Скальный карниз был как раз достаточно широким, чтобы Конан смог присесть на корточки, пока ему снова станет легче дышать. А затем он начал пробираться обратно к тропе без особой спешки. Раз монстр мертв, то будет явной глупостью сломать шею, упав в оставшуюся после него яму!
Конан добрался до тропы примерно к тому времени, когда Арфос привел бойцов с головнями и факелами туда, где стоял на страже Талуф. Сперва они не могли говорить, только таращились на Конана, как на человека, восставшего из мертвых. Молчание нарушил Арфос:
— Конан, во имя всех богов!..
— Он съел что-то слишком жесткое для него, — объяснил с деланным смехом Конан. — Нашего друга Скирона.
— А, — молвил наследник Лохри. — Я бы рассердился, если бы его чары все еще сковывали мою мать. Но, похоже, они сковывали ее, только пока был жив Акимос. Она пробудилась, сказала, что он умер, поинтересовалась, что я делаю с моими целительными средствами, а потом снова уснула.
— Слава богам за небольшие милости, — отозвался Конан.
— Нам понадобится больше чем небольшая милость, когда она пробудится и попытается править вновь, — с сомнением произнес Арфос.
— Нет, не понадобится, — возразил Конан. Он схватил юношу за плечи: — Тебе нужно всего-навсего сделать две вещи. Первая: попросить у Ливии ее руки. Вторая — быть таким, каким ты был сегодня ночью.
— Даже с матерью?
— Прежде всего с матерью!
У госпожи Дорис хватило любезности проспать почти до следующего вечера: столь многое было достигнуто, пока она спала. Однако прошло не много времени с момента ее пробуждения, прежде чем она вызвала к себе в покои Конана, Арфоса и госпожу Ливию. Сидя на постели, одетая в длиннополую рубашку, сшитую из туник убитых солдат, она по-прежнему сохраняла многое от своей прежней силы. Конан наблюдал как Арфос отказывается встречаться взглядом с матерью, когда та продолжала бессвязно говорить о том, что она услышала о нем, Ливии и Конане.
— Эти люди явно не думали, что я слушаю, так как гоготали как гуси, столь же вонючие, сколь и тупые. Итак, сын, я должна спросить у тебя следующее. Ты предполагаешь жениться на объедках киммерийца? — Похоже, что после пережитого у Дорис сохранился не только прежний ум, но и решимость либо командовать своим сыном, либо сломать его.
Будь на поясе у Ливии кинжал, Конан бы отнял его у нее. Что бы ни учинила Ливия над госпожой Дорис, кроме убийства, старшая женщина вполне заслужила.
Мир восстановил Арфос, или по крайней мере предотвратил войну.
— Мать, — заявил он тем же командным голосом, какой он при Конане использовал в бою. — Я женюсь на госпоже Ливии из Дома Дамаос, если она захочет выйти за меня замуж. Это все, что я попрошу у нее.
— Ты не смеешь так со мной разговаривать, Арфос. Я должна дать согласие…
— Мама, — перебил Арфос. — Я совершеннолетний. И не нуждаюсь в твоем согласии. Я бы предпочел получить его. Но по закону мне нужно только согласие госпожи Ливии. — Он посмотрел на младшую из женщин.
— Госпожа Ливия, вы согласны выйти за меня замуж по законам Аргоса и богов?
Прошел миг, в течение которого Конан следил одним глазом за госпожой Дорис, которая стремительно приходила в истерическую ярость. А другим глазом он смотрел на Ливию. Он поклялся всеми известными и неизвестными богами, что если она откажет Арфосу, то он разложит ее поперек колен и крепко отшлепает.
Затем Ливия протянула руки и взяла обе руки Арфоса в свои. Выражение ее глаз сказало больше, чем речь, тянущаяся целый день. Конан убрал руку с эфеса меча. Но госпожа Дорис еще не сдалась:
— Ее согласие должны засвидетельствовать граждане Аргоса. Я откажусь засвидетельствовать ее согласие. А Конан не гражданин. Следовательно…
— Я это помню. Но я помню и то, что если за обетами последовало осуществление брака, то никакие свидетели этим обетам не нужны. Такой брак невозможно аннулировать.
— Осущес… — начала было госпожа Дорис, а затем от ярости лишилась дара речи. Молчание оказалось благословенным, оно позволило всем прочим услышать стук в дверь.
— Госпожа?
— Заходи, Реза, — предложил Арфос.
Вошел рослый иранистанец и робко глянул в глаза Конану. Он не спас свою госпожу и, чтоб еще больше ухудшить дело, доверился человеку, чуть не ставшему убийцей жениха его госпожи.
— Реза, — обратился к нему Арфос. — В основном ты действовал отлично, но не совсем. Я прощу тебе то, что ты действовал не совсем как надо, если ты окажешь мне одну услугу.
— Сударь, я в вашем распоряжении.
— Превосходно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79