Приступив к операции по восстановлению тканей с помощью скотча, он, как ни странно, почувствовал удовлетворение. В плавном почерке Фудзико появились неровности, текст начал хромать. В нем проступила неуверенность, которую он не заметил, когда читал письмо впервые. Дочитав письмо, Каору будто приклеился к последней фразе – к голове прилила кровь, он видел в этой фразе доброту Фудзико, которую она по неосторожности не сумела скрыть: «Я отдаю тебе себя такую, какой была в свое лучшее время».
Слова, написанные, чтобы перечеркнуть всё, сказанное до этого. Вне всяких сомнений, Фудзико вложила в эту фразу все свои чувства. Если Каору вместо благодарности возненавидит ее, он совершит ошибку, и его с Фудзико отношения закончатся. Изначально они просто не сумели понять друг друга. Фудзико вовсе не хотела расставаться с Каору. Она придумала, как сделать так, чтобы никого не обидеть. Она заботилась об Андзю и подавляла собственные чувства, надеясь на понимание Каору. В результате она приняла наилучшее решение и написала ему. Каору наконец понял это, и ему стало стыдно за свою незрелость: он-то спешил поскорее получить удовольствие и наслаждение.
Восстанавливая разорванное письмо, Каору осознал: детство любви закончилось. Теперь он должен потрудиться – сменить ненависть на сострадание, вырастить надежду из разочарования, превратить ревность в заботу и эти усилия назвать любовью. Если у него не получится, тогда Фудзико точно сбежит от него на край света. До сих пор Каору любил придуманную Фудзико. В недосягаемый образ Фудзико он вкладывал свои слова, вдыхал свои желания, во сне придавал ему форму. Он не мог по-другому. Хватит ли у него сил все изменить?
Пока любовь Каору нельзя назвать несчастной. Ключ от любовного треугольника перешел от Андзю в руки Фудзико. Еще до того, как заняться дипломатией в качестве сотрудника ООН, она стала умелым психологом. Она сдерживала свои чувства и читала чувства других, успокаивала гнев, лечила печаль… Работа, непосильная для высококвалифицированных военных и административных работников, для нее не представляла труда. По сравнению с Фудзико Каору и Андзю казались неопытными шпионами.

4
4.1
Каору решил не предпринимать решительных действий, а сначала стать мужчиной, достойным внимания Фудзико. Не гнаться за удовольствием и наслаждением, а завоевать ее уважение. Проще всего было для начала исполнить обещание, которое они дали друг другу в детстве. Его тенор стал стабильным. Именно сейчас, когда его голос приобрел силу и гибкость, он хотел пригласить ее на концерт и постараться, чтобы от его пения у нее пульсировало в висках. Он хотел вложить в свой голос все, что чувствовал, проникнуть в сознание Фудзико, возбудить ее.
Когда у него появилась эта идея, он решил посоветоваться с Ёсино Хосокавой.
– Я хотел бы выступить на сцене.
– Ну так выступай. Были бы деньги, любой концерт можно организовать, – бросила она и вдруг посмотрела на него необычно серьезно. – Ты ведь берешь «ми» во второй октаве? Я давно думала, из тебя может получиться контртенор.
Ему и в голову не приходило петь фальцетом, но Ёсино никогда не подводила интуиция.
– Ты ведь иногда пародируешь Марию Каллас. Я недавно услышала, как ты поешь арию из «Сомнамбулы», и поразилась. Прямо колдовство какое-то! Может, разучишь? Если ты позанимаешься, спокойно сможешь петь в диапазоне меццо-сопрано. Нужно только поработать над фальцетом, подняться на кварту выше. Ты еще молод, решайся: пан или пропал. Попробуй петь совсем другим голосом. Только у тебя это может получиться.
Совсем другим голосом… Наверное, это идеальный шанс начать все с нуля. Послушать Ёсино, так ничего не может быть проще. Но в ее словах полной гарантии не было.
Пан или пропал… Значит – лотерея. Предшественники контртеноров кастраты тоже появлялись в результате лотереи. Они сохраняли мальчишеский дискант, тренировали легкие, развивали диафрагму, а для того, чтобы придать особенную яркость хрупким высоким нотам, их лишали яичек еще до того, как у них начинал ломаться голос. Именно такая лотерея: пан или пропал – рождала неземной голос. Дальнейшая карьера зависела от таланта мальчика и приложенных им усилий, но многие из тех, кто лишался яичек, теряли голос и погибали для сцены. Да и вообще, каждый пятый умирал во время операции.
– А если у меня не получится?
– Ничего страшного. Я же не предлагаю тебя кастрировать. Твой драгоценный инструмент так и будет болтаться между ног, а займешься ты исключительно своим голосом. Правда, снова тенором или баритоном ты можешь и не стать. Опять же стать тенором рискованнее, чем баритоном. А контртенором – еще рискованнее, чем тенором. Но если все получится, ты будешь сводить с ума не только земных женщин, но и богиню судьбы. Такой голос переворачивает жизнь его обладателя, и тебе следует быть готовым к этому. Если до того, как начнешь сводить баб с ума, свихнешься сам, то потеряешь все.
Пусть из него и не собирались делать кастрата, все равно стать контртенором или нет – это рискованная лотерея. Тем легче Каору попался на ее удочку. Он быстро принял решение.
Начались занятия, задачей которых было спрятать голос в глубине горла и вытянуть новый, таящийся в голосовых связках. Вернувшийся на некоторое время в Японию из Европы профессиональный контртенор согласился пересмотреть свой напряженный график и дать несколько уроков Каору.
У Каору, теперь появилась цель, и он изменился. Когда его впервые привели в этот дом, он должен был петь, чтобы добиться расположения семьи Токива. На этот раз петь нужно было, чтобы удержать Фудзико.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93