- Увидимся, - холодно сказал Петр Клутыч.
- Обязательно, - согласился охранник, доподлинно зная, что они увидятся, потому что Петру Клутычу когда-нибудь придется выходить.
Мимо деловито пробежал какой-то молодой человек с кожаной папкой в руке. "А у меня и папки нет, - подосадовал Петр Клутыч, направляясь к лифту. - Это никуда не годится. Мне положена папка. Мне мало блокнота. Правда, с этой папкой будет одна морока. С ней много не назондируешь. В массах папка может зацепиться, раскрыться, рассыпаться..."
Он шагнул в лифт и заказал четвертый этаж.
Лифт качнулся и доставил его на место прежде, чем пассажир успел вынуть носовой платок и прочистить нос. Петр Клутыч высморкался уже на ходу; навстречу шли люди, которые здоровались с ним, и он раскланивался, не отнимая платка. Перед нужной дверью он помедлил, рассматривая надпись, возникшую за ночь: "УМКА".
"Что бы это значило - УМКА?" - он встревожился. Может быть, штаб переехал? Или движение, неровен час, вообще ликвидировалось?
Петр Клутыч, предвидя новые каверзы пришельцев, распахнул дверь и облегченно вздохнул: Балансиров сидел за столом, откуда внимательно слушал болтливого Барахтелова, очень расторопного и смышленого партийца, члена партии с четвертого числа сего года.
У того с утра пораньше была наготове новая инициатива, созревшая за ночь.
- Троллейбус был номер 20, а на табличке приписано: "скорый". Глупость, правда? Я записал его номер.
- Номер машины? - уточнил Балансиров, водивший карандашом по листу, уже исчерченному абстракцией.
Барахтелов запнулся.
- Троллейбуса, - повторил он. - Номер 20, я же говорю.
- Ага, - сказал Балансиров. - Ну, давай дальше.
- Дальше я подумал, что народ устал от безликости, от пронумерованной анонимности. Метрошные ветки и те пронумеровали. Вот хорошо бы давать автобусам, троллейбусам и трамваям имена, как пароходам: "Смелый", "Неукротимый", "Озорной", "Академик Келдыш". Народ с удовольствием знает, что если утром не протиснется в Келдыша, то поедет на Озорном. Надо обратиться в какой-нибудь рельсовый комитет.
- Это отличное начинание, - согласился Балансиров и жестом пригласил Петра Клутыча сесть. - Но я не думаю, что стоит включать его в предвыборную программу. И рельсовый комитет не ищи.
- Почему?
- Потому что они пришлют специалистов по транспортным переименованиям. И те приедут в белой машине с красным крестом.
- А-а, - нахмурился Барахтелов. Он задумчиво сгреб в кулак полукартофельный нос, но сразу отпустил и протер невыспавшиеся глазки-бусинки.
- Зачем у нас "УМКА" написано? - спросил Петр Клутыч, осваиваясь за столом.
Балансиров довольно улыбнулся, встал и начал прохаживаться по штабу, напоминая сороку в поисках сверкающего предмета.
- Это все нашего идеолога старания, - он похлопал Барахтелова по плечу. - Придумал для партии хорошее название.
- "Умеренно Мыслящий Кипучий Актив", - пояснил Барахтелов. - Нравится?
- Очень нравится, - сказал Петр Клутыч. - Только, по-моему, трудновато запомнить.
- Это не беда, - возразил Балансиров. - Никто и не будет расшифровывать. Проглотят целиком. Надо будет кому-нибудь поручить нарисовать эмблему: медвежонка на льдине, с мороженым или со штыком... Должно получиться что-то домашнее, родное, из детства, из мультфильма. Чтобы избирателю захотелось проголосовать без всяких программ и деклараций.
Петр Клутыч одобрил этот план, невольно любуясь собственным портретом, который висел под квадратными часами. "Часы истории", - припомнилось Петру Клутычу. Ему стало тревожно, и он засмущался.
- А лозунг-то! - он ударил себя по лбу, гоня неловкость.
- В литературном отделе уже подобрали, - Балансиров раскрыл записную книжку. - Удивительно простой, доходчивый и красивый. Из учебника грамматики Смирновского.
Дверь отворилась, и вошел, шаркая валенками, старик Блошкин.
- А, товарищ Блошкин! - воскликнул Балансиров. - Присаживайтесь, вы очень кстати. Мы тут с товарищами обсуждаем предвыборный лозунг. Очень интересно ваше мнение как официального старейшины.
Блошкин, приехавший с первой дальней электричкой, присел рядом с Петром Клутычем. Балансиров завербовал его лично, и дед, почувствовав себя нужным и важным, ожил: помолодел, расправил плечи. С недавних пор он даже клюкой пользовался не без пижонистой элегантности, в качестве трости.
- "Воробей - птица. Россия - наше отечество. Смерть неизбежна". Каково? - обратился Балансиров к собравшимся. - Просто, доступно! И Россия есть, и отечество!
- Вот это... про смерть убери, - прохрипел Блошкин.
- Да, про смерть надо выкинуть, - согласился Петр Клутыч.
- Там у вас диверсия, снаружи, - продолжил Блошкин. - Вот, посмотрите.
Он протянул однопартийцам сорванный с двери лист. "УМКА" подрос и вытянулся в длину, обогатившись приставкой "недо".
Глава 2
- Дорогой мой человек, - обратился инопланетянин к Медору Медовику.
Медор, разбуженный пришельцем, поудобнее устроился в подушках и продул папиросу.
"Действительно, за умных взялись, - удивленно подумал он. - Ну-ну, послушаем с интересом".
- Фобка Дурак! - закричал дрессированный попугай Медора.
Но тут Медору показалось, что это вовсе не инопланетянин, а сам Сатана, который принялся его искушать: дескать, я тебе послужу здесь, а ТАМ ты пойдешь со мной.
- Нет уж, - слукавил Медор, пуская кольца. - Давай лучше наоборот: это я тебе послужу здесь, зато ТАМ мне будет хорошо. Договорились?
Сатана почесал в затылке:
- Это тебе постараться придется!
- Так ясен пень...
Медор, когда разговаривал со всякой сволочью, бывал очень прост в общении.
Сатана понуро стоял и переливался зеленым в предутреннем свете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27