Врачебный обед, напротив, убог и жалок. Вот тут и вправду возникает на сцене подарочный тортик. Кипятится чайник, достаются коробочки и сверточки с котлетками и селедкой. Все садятся вокруг маленького стола, очень тесно, и неудобно, и есть уже вовсе не хочется, однако - коллеги! надо есть.
Одна картинка намертво впечаталась мне в память. Я еще только начинал работать, только что окончил институт. Но уже знал, что такое обед в коллективе.
Дело было так: я вошел в ординаторскую и услышал, как льется вода. Я подошел к раковине, чтобы завернуть кран. В раковине стояла кастрюлька. В кастрюльке лежала сарделька. На нее лилась струя горячей воды. Она псевдоварилась.
Это был ежедневный ритуал местного логопеда (зрелой, но молодившейся дамы).
И вся моя врачебная будущность развернулась передо мной, как лопнувшая кожура с этой сардельки.
Пена дней
Кто их теперь вспомнит, эти бары? Не про себя, с мимолетным сожалением, а так, чтобы осталось где-нибудь, с благодарностью? Их было много, и каждый запомнился какой-то одной картинкой, тогда как все прочее время, проведенное за кружкой, сливается в сплошную струю разбавленного пива.
Я их тут перечислю несколько штук, чтобы память не истиралась.
Первый бар, в котором я побывал, назывался "Янтарный". Он находился на Петроградской стороне, и нас с приятелем отправили туда в качестве бдительных дружинников, приказавши взять пару кружечек и сидеть тихо, следить за порядком. И мы сидели, а вокруг бушевала сплошная гармония. Мы честно цедили прописанную пару кружек и поняли свою ошибку только когда наш старший, едва державшийся на ногах, подошел к нам и осведомился, не торчит ли у него рация.
Тогда мы поняли, что в баре нужно заниматься тем, чем положено заниматься в баре.
Еще одним баром на Петроградской был "Кирпич", он же - 14-я аудитория, благо в нашем институте их было 13. Что про него расскажешь? Это добрый роман. Из шести лет, что я проучился, год, наверное, приходится на долю "Кирпича". Еще год - на марксистскую философию. Итого на медицину - года четыре, а то и три, так как были и другие радости, помимо "Кирпича" с философией.
Еще на Петроградской имелся "Пушкарь". Единственное место, в котором подавали "бархатное" пиво - и пиво не подводило. Это было до крайности тихое, спокойное заведение. Тяжелые скамьи, тяжелые столы, тяжелые люди вернее, зубры, бизоны, которые вдумчиво и почти бессловесно сосали заказ. Временами слышался стук: падало очередное тело. Оно падало мирно, без скандала, без реакции со стороны соседей, которые даже не оборачивались, и тут же исчезало, будучи увлеченным куда-то за кулисы, а место старого тела занимало новое тело.
Были "Жигули", куда я явился с американским значком и при галстуке, поскольку хотел потом сняться на выпускной альбом. "Пан-Америкэн" хочет рыбки? " - издевательски интересовался халдей. Пан-Америкэн очень хотел, и снимок не вышел.
Был "Прибой" - сугубо мужское место, в котором никогда не бывало женщин, за исключением одного раза, когда местные шалуны затащили туда финскую туристку, в дрезину пьяную. Они обкладывали ее матюгами в глаза, а она только хохотала, на что мужики хохотали еще громче и толкали друг дружку: "Видишь, ни хера не понимает!"
Был доброй памяти безымянный бар, который мы прозвали "Андрополем" и откуда меня в 1983 году вышвырнули за распитие под столом. Это сделал наглый бармен Вадик. Мне было отмщение: однажды в бар явился человек, который еле стоял на ногах, и которого сопровождал огромный пятнистый дог. "Кобылу-то убери! - опасливо кричал Вадик из-за стойки. - Убери кобылу-то! " Кобыла не уходила. Я ликовал, наблюдая, как Вадик, держась из последних сил, наливает лошаднику пиво.
А близ моего дома располагался "Нептун", изумительно гнусное место, в котором однажды меня пригласила на белый танец беззубая девушка. И мы танцевали, одни, благо танцевать в этом баре было не принято, под настороженный блеск глаз ее спутников - хищные точки в пивном полумраке.
Теперь стало скучно и прилично, теперь такого уже нет нигде.
Где стол был яств, там гроб стоит.
Как закосить от Армии
Это делается по-разному.
Например, мне рассказывали, что можно наплевать в свою мочу и сдать ее на анализ. В ней найдут амилазу - фермент, который есть не только в слюне, но и вырабатывается поджелудочной железой. Диагноз - острый панкреатит, но можно переборщить, и господа военные врачи подумают, что вся поджелудочная железа сошла на мочу.
Еще предлагают вот что: растолочь грифель химического карандаша, разболтать порошок в воде и выпить. Потом прийти к врачу и пожаловаться на затрудненное дыхание. Рентген покажет множественные пятна, то есть очаги, в легких, и вас направят в противотуберкулезный диспансер. Пока будут разбираться, поезд уйдет.
Наконец, один человек клялся, будто съедание трех килограммов масла приводит к положительной реакции Вассермана.
В общем, способов много.
В Лиинахамари, например, где я мыкался на сборах, в большом почете была гепатитная моча, желательно - афганская, которую активно и за большие деньги употребляли внутрь.
Я знаю про двух мыслителей, которым вздумалось затеять сотрясение мозга. В мозгах же, пока еще не сотрясенных и малых объемом, у них сварилось вот что: один надевает шапку-ушанку, обматывает голову шарфами и полотенцами, а другой берет доску и бьет его по темени. "И вот, - испуганно рассказывал бивший, - ударил я его, а с ним что-то не то! Круги появились вокруг глаз, синие, и кровь из ушей пошла!"
Но вершины мастерства достиг один мой покойный приятель. Он блевал в целлофановый мешочек, ехал с ним в отдаленный район, выливал содержимое мешочка на панель, ложился рядом и начинал охать, жалуясь, что упал и ударился головой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22