"Следовать будет то, что наш субъект пойдет за бабкой по пятам... И в финале... почему бы и нет? "
Виктор встал и неторопливо пошел по проходу. Поезд набирал ход. За окнами начали стягиваться тучи, вылезла угрюмая, с тяжелой водой река. Освещенные запоздалым солнцем, весело промелькнули домики на красном глинистом берегу, испещренном ласточкиными норами.
Старуха обнаружилась в третьем вагоне. Рокот мотора глушил ее стенания, пол и стекла дрожали. Виктор обогнал попрошайку, притаился в тамбуре, закурил. Собственно Виктора уже не существовало, народился новый герой с упрямыми разбойничьими мыслями. Старуха миновала Виктора и перешла в следующий вагон. У нее был отвратительный вид: какая-то ветошь, надетая одна поверх другой, туго подпоясанная кушаком; потерявший цвет сальный платок, тощая торба за плечами, в руках - сухая суковатая палка, не то клюка, не то трость - неизвестно зачем. Слоновьи распухшие ноги в резиновых ботах, медленно переставляемые, без отрыва от пола. Маленькие настороженные зенки, одутловатое грушевидное рыло, булочное нутро, брюквенные мозги, картофельная кожа...
Виктор сошел на дальней станции. Старуха развязала свой узел, с тупым лицом пожевала кусок хлеба. Сидя на лавочке, она молча смотрела вперед, поджидая обратный поезд. Задолго до его появления она уже снова была на ногах, топталась. Потом залезла в первый вагон, а за ней следом - Виктор.
В дальнейшем, дабы не привлекать внимания нищенки, он садился с другого конца и караулил ее возле дверей. Когда он видел, что дверь в тамбур начинает медленно отворяться, он прятался за газету и ждал, пока старуха пройдет стороной. Потом быстро перебирался в другой вагон и в итоге выскакивал на платформу, где уже горбилась, считая монеты, отдувающаяся бабка. Нищенка ссыпала добычу в огромный карман, который к закату изрядно оттянулся.
Уже успела отгреметь гроза, и воздух напитался сырой свежестью, становилось холодно в легком костюме - но Виктор и не помышлял о возвращении домой. Отважный герой продолжал преследование. Уже в сумерках, в который раз очутившись все на той же дальней станции, Виктор глубоко вздохнул: он увидел, что старуха наконец-то не стала дожидаться нового поезда, а поплелась к ступеням платформы. Бориков только теперь осознал в полной мере, до чего невзлюбился ему этот вонявший мочой, раздувшийся старческий куль и как он, Бориков, устал, пока старуха богатела.
Та держала путь в сторону чахлого леса. Виктор злорадно подметил, что немощь ее волшебно убавилась. Негнущиеся ноги обрели неожиданную легкость, корявый посох расхлябанно, для форса, болтался в руке. Бабка чуть ли не летела над узенькой сырой тропкой. Видимо, старой Валькирии не терпелось спрятать награбленное в сундук. Небо быстро темнело, звезд не было - как не было, похоже, и никакого человеческого жилья по эту сторону железной дороги.
Тропинка вывела в поле. Прячась, не решаясь идти открыто, за стволами деревьев, Виктор напряг зрение и различил вдалеке, на фоне иссиня-черного неба, одинокие постройки. Размытые силуэты порождали в сознании картину запущенного, пришедшего в упадок хозяйства - дом как таковой, какой-то скособоченный сарай, сортир... быть может, сеновал - хотя на что ей сено? Вряд ли бабка держала корову.
Видя, что кроме как на далекий двор старухе податься некуда, Бориков решил передохнуть. Укрывшись в кустах, он зажег сигарету. Новых мыслей не было - все затмевалось жгучим желанием поскорее разобраться и вывести пройдоху на чистую воду. Чтоб не поминала светлое имя Христово всуе.
"О чем это я? "- ужаснулся Бориков.
И, крадучись, двинулся в поле.
Старухи уже не было видно - должно быть, добралась до избы. Так и есть: угловое окно мутно осветилось желтым огнем.
Ботинки Борикова, еще недавно безупречные, успели побывать в хлипком деревенском месиве, зачерпнули воды. Брючины намокли, галстук сбился. Виктор пробирался сквозь траву пригнувшись, и вскоре заломило поясницу, а трава высокая, мокрая - хлестала по лицу и некогда белой рубашке. Где-то в пути потерялась запонка, и осиротевший правый манжет елозил туда-сюда.
Шагов за двадцать от избы Виктор, повинуясь властному приказу, отданному кем-то в мозгу, рухнул в заросли опийного мака. Небо окончательно почернело, ветер раздраженно раскачивал стебли где-то над головой. Дорогая ткань костюма быстро пропиталась грязной водой. Галстук, имевший поначалу цвет артериальной крови, был теперь цвета венозной, темной. Далеко за лесом всполошились собаки, их лай подчеркнул мертвящую пустоту и холод вокруг.
"Довольно, - сказал себе Бориков. - Пора вставать".
Он оттолкнулся от земли, подбежал к калитке, ударил в нее ногой. Та в ужасе распахнулась. Виктор Бориков, пружиня шаг, ступил на крыльцо и толкнул дверь, но дверь не подалась; Виктор навалился с утроенной силой. Крючок, державшийся на одном болте, сорвался, и Бориков очутился в темных сенях. Спотыкаясь о какой-то хлам, он отыскал вход в комнату. Неожиданно дверь, что вела в нее, распахнулась, и Виктор отпрянул от света. Свет распространяла ржавая керосиновая лампа, которую сжимала в руках онемевшая от страха старуха. Она успела приготовиться ко сну, и волосы ее, жидкие и нечистые, длинными космами падали на плечи и лицо. Несвежая ночная рубаха источала невозможно гадкий запах.
- Ну, - молвил Бориков, задыхаясь. - Много ли насобирала? Что молчишь?
Старуха осенила себя крестным знамением.
- Ладно тебе, - свирепо сказал Виктор, вдвигаясь в комнату и тесня бабку. Он вынул из ее рук лампу и аккуратно поставил на стол. - Ты мне только скажи, бабуля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25