А этот твой вскочил в машину, догнал её, сказал, что едет в Паркертон, мол. подвезёт. Полдня он её подвозил, а в городе впутался в драку, и его поколотили, а моя Шарлин, она этих ваших машин водить не умеет, а он все в обморок хлопался. Уж не знаю, как они добрались до дома. Шарлин вбежала, плачет, ну и уговорила меня втащить его в дом. Он был, как труп… — Женщина замолчала, словно захлебнулась словами, и некоторое время стояла, тяжело дыша, потом закончила: — А жаль, что он не помер. Жаль, что он вообще родился на свет.Кэсси неподвижно сидела на стуле, опустив глаза на свою обтрёпанную темно-серую юбку, и следила, как её пальцы разглаживают материю на коленях. И вдруг взглянула весело, словно девчонка, и сказала:— А я не верю ни одному твоему слову.— Дело ваше, — ответила женщина. — Мне главное, чтобы вы держали своего «сицилия» подальше от моей Шарлин.— А ты бы пореже пускала её по дороге шляться, — парировала Кэсси, обрадовавшись, потому что услышала, как в её голосе снова зазвучала уверенность.— Нет, — сказала женщина неожиданно упавшим голосом, — с Шарлин мне не справиться. — Лицо её вдруг осунулось и постарело. — Шарлин моя совсем ума лишилась. Все утро я её просила, на коленях перед ней стояла, а она и слушать не хочет. Я её заперла, так она стала биться о дверь, пока не раскроила себе голову. Я ей пригрозила плёткой, если она ещё раз к нему приблизится, а она подошла к плите и палец протянула к раскалённому железу — насилу я её оттащила. Это чтоб показать мне, что боли, мол, она не боится.Кэсси уже не улыбалась. Она сидела, подавшись вперёд и прижав руки к груди, потому что ей вдруг стало больно оттого, что она представила себе, как эта девочка подходит к горячей плите и кладёт на неё палец, чтобы показать, как она любит Анджело.— Послушайте, — снова злобно и резко заговорила женщина, — на вас-то мне наплевать. Пусть он с вами делает что хочет — хоть боронит, хоть пашет. Но держите его подальше от Шарлин. Ну ладно, — она устало отвернулась и равнодушно закончила, — я своё сказала. Сунется ещё раз — я его дробью нашпигую.Кэсси, все так же прижимая руки к груди, тихонько раскачивалась взад и вперёд на стуле.Женщина бесшумно обошла старую кровать и взялась рукой за медную спинку.Кэсси услышала её вялый голос, произнёсший словно издалека: «Этот…»Она на мгновение перестала раскачиваться и выпрямилась.— Этот, — повторила женщина и подошла к изголовью кровати с противоположной от Кэсси стороны, — этот был настоящий мужчина.Её правая рука потянулась вперёд и повисла в воздухе над его лицом.— Не смей! — крикнула Кэсси. — Не смей прикасаться к нему!Она вскочила на ноги, но указательный палец жёлтой руки уже коснулся лба Сандера.— А вот и посмела, — сказала женщина, не сводя с Кэсси своих неподвижных глаз, — вот и тронула, и ничего вы мне не сделаете.— Убирайся! — закричала Кэсси.Но та глядела на Кэсси все так же невозмутимо, и её жёлтое лицо даже как будто тронула улыбка.— Уберусь, — проговорила женщина мягко, — уберусь, когда надо будет.И её тенниски медленно и бесшумно пошли к двери, потом шагнули за порог, и Арлита исчезла так же незаметно, как пришла. Тогда она словно возникла из воздуха, а теперь так же неожиданно исчезла, будто растаяла в нём.Ничего не произошло. Никто не приходил, никто не ушёл, во всяком случае сейчас, потому что всё, что сейчас случилось, на самом деле случилось давно, и женщина та появилась в этом доме давно, и сегодняшняя сцена — не более чем проделки памяти, вот и всё.Кэсси сидела на раскладном стуле и вдыхала весенний воздух, который доходил до неё сквозь открытую кухонную дверь. Она слышала ленивую вечернюю трескотню малиновки где-то среди молодой листвы. Нет-нет, ничего не произошло.Вот только грудь болела в том месте, к которому она прижимала руки, под сердцем.Потом она заметила миску с супом на краю стола. Она ведь собиралась кормить Сандера, а потом поставила миску на стол, и суп остыл. Теперь она его снова разогреет. Она покормит Сандера. Все очень просто. Разогреет суп, ведь ничего не произошло.Вот только эта боль.А боль была очень странной, она будто жила в груди у Кэсси сама по себе. Будто просто поселилась там в тёмной норе.
Накормив Сандера, Кэсси постояла возле кровати. Взглянув на пустую миску, вспомнила, что хотела дать супу и Анджело. Взяла на кухне ещё одну миску. Уже у двери его комнаты боль неожиданно стала острее. Боль, казалось, распухла и так давила на лёгкие, что трудно было дышать. Кэсси ухватилась за ручку двери, стараясь поскорее повернуть её, потому что знала, что если не войдёт сейчас, то уже не войдёт никогда.Анджело все ещё спал. Кэсси присела на стул, держа миску в руках. Он открыл глаза, и боль сразу взвилась в ней, цепляясь когтями за её внутренности, пытаясь выбраться наружу, как кошка из мешка. Боль продиралась кверху, будто собираясь выпрыгнуть изо рта, кинуться Анджело в лицо и изорвать его когтями, изорвать это бедное, израненное лицо, которое было таким красивым, — ах, Анджело, Анджело!Потом она услышала, как её голос спросил его, хочет ли он супу, и он ответил «да», так что все было в порядке.Когда он справился с супом, его бедные истерзанные губы шевельнулись в улыбке. Да, Кэсси была уверена, что он улыбнулся. Когда же он опять заснул, она взяла его за руку и стала смотреть, как в комнате медленно тускнеет свет. Ничего не случилось. Ничего. Это и есть счастье.Была уже ночь, когда Кэсси пошла запирать двери. Затворив кухонную дверь, она вспомнила, как на фоне ярко освещённого двора увидела тёмный силуэт женщины, и боль в груди вернулась опять. Заперев, она на мгновение прислонилась к двери, будто своим телом хотела преградить путь чему-то враждебному.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89