Разве стал бы он шейхом, если бы наше племя не поразила слабость? Слабость, Нахва, о которой я здесь говорю, вовсе не физическая слабость, это слабость души, слабость характера, слабая преданность племени.
– На все есть своя причина. Чтобы понять результат, следует разобраться сначала в причинах. Большая доля в слабости души и воли происходит от слабости в голове, а когда больна голова, Салим, одно тело не может уже устоять и остаться невредимым.
– Да, Нахва, в этом ты права. Но сейчас, выходит, не одна голова слаба. Болезнь и слабость перешли с головы на плечи, а с них и на ноги. Здесь нужно как следует подумать. Не получится просто убрать одну голову и заменить ее другой, потому что инфекция пойдет тогда в обратную сторону.
– Но когда голова в порядке, то есть выполняет все свои функции, она способна на многое, чтобы избавить другие части тела от недуга.
– И тут ты права. Поэтому мы и хотим хорошенько все оценить, спокойно, не торопясь. В том числе и реакцию шейха румов.
– Но если поставить шейха румов перед свершившимся фактом, он пересмотрит свою позицию и станет думать о своих интересах в будущем, а уж никак не в прошлом. О том, как будет ему с новым шейхом, а не о том, как бывало со старым, о котором к тому времени уже станут говорить: «Да смилостивится над ним Аллах!» .
– Взгляды тех, кто живет по интересам, отличаются от взглядов тех, кто строит свою жизнь на принципах. Те, кто живет в угоду своим интересам, не стремятся достичь чего-либо в далеком будущем, обычно они довольствуются тем, что можно получить прямо сейчас. При этом они не способны к самопожертвованию. Скорее уж они пожертвуют кем-то другим, будь он из их племени или из другого народа. У тех же, кто выше всего ставит принципы, планы всегда будут связаны с тем, чтобы правдой противостоять неправде. Поэтому очень важно определить, кто в итоге прав, а кто заблуждался. Принципиальные люди не закрывают глаза на действительность, какой бы она ни была. Они не принимают ее такой, какой она есть, потому что их главная цель – изменить то, с чем смириться невозможно. Потому я и говорю тебе, что мы оцениваем обстановку. А когда все просчитаем, тогда и решим окончательно. Я не имею в виду, что мы до сих пор не определили свою цель. Наша цель: убрать Иезекиля, чтобы освободить наши земли и самим решать, как нам жить и с кем дружить. Я имею в виду, что не определено еще время, когда для достижения этой цели мы начнем действовать решительно и открыто. А обстановка уже назрела, и в племени согласны с нашим мнением, что необходимо убрать Иезекиля, если он не оставит нас сам и не уберется, и в этом, Нахва, твоя немалая заслуга.
Салим улыбался, внимательно вглядываясь в лицо Нахвы.
– Защитит вас Аллах и придаст вам силы. От Него одного нам поддержка, и на Него одного уповаем, – промолвила Нахва, и все подхватили хором:
– Да будет так.
В дом вернулся отец Салима, и после того, как они с Салимом обнялись, мать Салима велела дочери подавать ужин.
– Я уже ухожу, тетушка, если позволишь. И без того задержалась.
– Как же так, дочка, – наперебой заговорили отец и мать, – мы бы и баранчика зарезали в твою честь, а ты постоянно приходишь второпях и тут же убегаешь.
– Не думаю, что мне стоит испытывать вас, тетушка. Гостеприимство отца Салима всем хорошо известно. Теперь мы стали с вами одним домом, и все у нас общее, кроме того, на что Аллах наложил свой запрет.
– Да, – отвечай отец Салима, – хвала Аллаху, но на этот раз, дочка, ты должна отведать у нас хлеб-соль. Ужин готов – хлеб, молоко, овечье масло. Должно быть, сестра твоя, – он имел в виду сестру Салима, – уже все приготовила. Съешь с нами хотя бы кусочек, а потом ступай себе на здоровье.
Нахва уступила их просьбе, хотя собиралась уйти. Вернулась и села. Подали на стол. Отец Салима протянул руку со словами:
– Во имя Аллаха.
Все, упомянув имя Аллаха, приступили к еде, а когда закончили, снова восславили Аллаха, Господа двух миров.

***

Когда мать Нахвы спросила свою дочь, пойдет ли она к Салиму, Нахва смекнула, что мать предпочла бы, чтобы вечером ее дома не было. Не иначе потому, что собиралась встретиться с Иезекилем. Но Нахва не стала тогда задавать ей вопросы, а теперь, вернувшись из дома Салима, радостно вбежала в шатер и закричала:
– Мам! Мам!
Никто ей не ответил. Осмотревшись, Нахва увидела, что средний столб, разделяющий шатер на женскую и мужскую половины, упал вместе с перегородкой. Перегородку ставили для того, чтобы с одной половины шатра не было видно, что происходит на другой. Она давала женщинам, находившимся на своей половине, некоторую свободу, но если в шатре были мужчины, женщины обычно разговаривали между собой шепотом или жестами.
Теперь столб с перегородкой валялся на земле. Увидев такую картину, Нахва побежала к шатру одного из пастухов и стала звать хозяйку:
– Марджана! Марджана!
– Да, тетушка, – долетел до нее голос из шатра, коверкая те звуки, которые неарабам произнести трудно. Вслед за голосом показалась его хозяйка, а за ней все, кто был дома. Повысыпали люди из ближайших шатров пастухов, рабов и прислуги.
Нахва спросила, не видел ли кто ее мать.
– Тетушка, – заговорили рабыни, – мать твоя была в доме и отпустила нас, сказав, что мы ей в доме не нужны, потому что скоро к ней придет гость. А поскольку шатры наши стоят сзади, мы не видели, кто к ней приходил.
Одна из них хотела было сказать, что гостем мог быть Иезекиль, но стоявшая рядом старуха так взглянула на нее, что стало ясно, что говорить такое не стоит, дабы не ставить Нахву в неловкое положение. Она проглотила свои слова, но от внимания Нахвы это не ускользнуло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55