Рассеянно потянулась за одним из них, как вдруг открылась дверь и на пороге встала Зинаида.
– Майя, простите, вы телефон оставили в коридоре… Я не хотела вас беспокоить, но он звонит не переставая. Может, что-то важное?
Майя вскочила.
– Господи, телефон, я совсем забыла! Спасибо.
Она встала и поспешно вышла из комнаты. Действительно со дна кресла, заваленного ворохом одежды, доносился тихий звонок. Майя раскопала свою ветровку и выдернула из кармана аппарат.
– Алло?
В трубке было тихо. Майя прислушалась – ничего, только звук чьих-то шагов… Она пожала плечами и отключила телефон. Когда Майя вернулась в комнату, в ней горел свет, Вари не было, а Зинаида убирала со стола. На полу лежали осколки чайной чашки.
– Вот, – Зинаида показала под ноги. – Разбила. Третья за неделю. Так жалко. Ну что, дозвонились до вас? – спросила она.
– Да нет, наверное, кто-то номером ошибся. А где Варя? Зинаида взялась за веник и смела осколки в совок с высокой ручкой.
– Варя устала, спать пошла. Просила извиниться и попрощаться за нее.
Майя с интересом уставилась на Зинаиду. Странное дело, та вроде говорила правду, но что-то в ее голосе заставляло Майю не поверить и лишний раз переспросить.
– Устала?
– Да.
– Жаль. Я хотела у нее спросить кое-что…
– Ничего, в следующий раз спросите.
Фарфоровая змейка скользнула в мусорное ведро. Зинаида распрямилась. Непроницаемые глаза спокойно смотрели на Майю. Она поняла, что на сегодня – все. Протянула руку.
– Ну что же, спасибо, Зинаида.
– Не за что, – ледяная ладонь приняла ее пальцы. – Приходите еще.
– Я позвоню. В следующий раз мы приедем с моим коллегой и все снимем. Так что до свидания…
Майя не знала, что еще придумать. Все формы прощания были уже исчерпаны. Еще немного и во взгляде провожавшей ее Зинаиды появится вопрос. Майя не понимала, что за сила мешает ей покинуть этот дом и погрузиться обратно в беспокойные и мутные воды длинного дня. Наконец она вздохнула, сделала усилие и вышла. Зинаида долго смотрела на закрывшуюся за ней дверь.
Варя сидела в комнате на неудобном стуле с высокой спинкой. Вокруг стояли горшки с растениями. Широкие зеленые листья колыхались на невидимом сквозняке. Пахло влажной землей. Она прислушивалась к звуку шагов. Было непонятно– они приближаются или удаляются. В руках Варя крутила маленькие часики с циферблатом, украшенным россыпью драгоценных камней.
Шоху отчаянно мешал какой-то шум, несшийся с первого этажа, и он все никак не мог сосредоточиться на инструкции по выведению грибка с листьев фикуса. Визгливые женские голоса отвлекали его, и он в который раз перечитывал одни и те же строчки, не усваивая их нехитрого содержания. Наконец, Шоху это надоело. Он захлопнул книжку и поплелся вниз.
Внизу творилось что-то невообразимое. Схваченная почти с поличным бабья половина цыганского табора трясла пестрыми юбками и сверкала золотыми зубами, все порываясь погадать дежурному Петьке Коровкину и позолотить ручку уборщице Нинке. И если скептик Коровкин был при исполнении и непреклонен, то в глазах недавно брошенной одновременно и мужем, и любовником Нины боролись противоречивые чувства. Ей страсть как хотелось выяснить, отчего таким несправедливым стало для нее это жаркое лето, но вид быстроглазых аферисток внушал разумные опасения. Она теребила пальцами еще не снятое обручальное кольцо и все не могла ни на что решиться.
Когда Шох подошел к решетке, ромалы в угаре кружили по кафельному полу. Гвалт стоял нешуточный. То ли от дешевых наркотиков, то ли от досады на временное ограничение свободы цыганки галдели, как растревоженная птичья стая. Шох в некоторой растерянности наблюдал за этим концертом на импровизированных подмостках.
Он уже собрался было уходить, понимая, что навести здесь порядок невозможно, как вдруг одна из женщин встретилась глазами с Шохом и застыла. Ее повадки мгновенно изменились. На лице цыганки появилось странное отсутствующее выражение, взгляд сделался суровым, и обветренные губы зашептали что-то. Теперь она была спокойна и сосредоточенна. Она дернула за подол стоявшую рядом и все еще голосящую товарку и направилась к Шоху.
Цепная реакция мгновенно прокатилась по пестрым рядам. И в ментовке вдруг воцарилась неправдоподобная тишина. Все черные немигающие глаза обратились в сторону Шоха. Он машинально обернулся. За спиной было пусто. Взгляд уперся в стену грязно-зеленого цвета и доску с мутными фотороботами безнадежно разыскиваемых преступников. Табор стоял, молча глядя именно на него, на майора Шоха. Коровкин и Нина не знали, что и подумать, и в недоумении переводили взгляд с притихших ведьм на растерянного следователя.
– Я… это… – подал было голос Коровкин, но старая цыганка сделала знак, приказывая ему замолчать.
Коровкин покорно затих. Покачивая бедрами, женщина подошла к решетке. Не отрываясь, она смотрела на толстого, распаренного жарким вечером, растерянного и озадаченного Шоха. Тот вздрогнул. Он вдруг почувствовал, как все железо в его крови устремилось в направлении этих колдовских зрачков. Лицо цыганки было непроницаемо. Шох сглотнул. Он успел от всей души пожалеть, что отвлекся от своих дел и спустился сюда.
И тут старая ведьма, держась руками за железные прутья своей клетки, опустилась на колени. Вслед за ней на кафельный пол осел весь табор. Тишина была такая, что Шоха передернуло. Все ведьмы сидели, склонив головы и не поднимая глаз. И вдруг Шоху показалось, что унылое помещение ментовки преобразилось. Сила неведомой тайны объединила уличных воровок и тюремщиков и заставила его самого почувствовать себя символом тайны, веры, власти, жертвенным огнем и, по правде говоря – полным идиотом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99