Хлопнула дверь с улицы. Под невысоким потолком отозвалось гулкое эхо шагов. Чья-то тень выступила из коридора. Шох не мог отвести взгляда от старой цыганки, но все же заметил высокую фигуру мужчины, вошедшего в помещение.
– Чего это у вас тут происходит? – раздался голос старшего уполномоченного Свищенко.
Мираж пропал. Цыганки, как ни в чем не бывало, вскочили, облепили решетку и, забыв обо всем на свете, загалдели, тряся побрякушками. Понеслись непристойности в адрес Свищенко, Коровкина, Нины, бога, дьявола и того мента, который прицепился к ним на улице. Ни взглядом, ни словом они не обращались к Шоху, словно его и не было в помещении.
Вздохнув, он потер переносицу и поплелся к себе наверх. Его вдруг охватила такая усталость, что он едва донес себя до дверей кабинета и немедленно повалился в кресло, испытывая и облегчение, и страх, и досаду, и любопытство одновременно.
Филиппыча которую ночь терзали смутные тревожные сны. Наутро он толком не помнил сюжета, в памяти оставались только какие-то вороны, яблоки, тени на стене и еще серая комната без окон и дверей с небольшой кроватью, тщательно заправленной старым одеялом. Все это само по себе ничего не значило, и не было бы пугающим, если бы в плотном тумане сна вдруг не начала появляться и вновь исчезать Майя. До этого Филиппыч редко видел ее во сне и сейчас каждое такое появление воспринимал настороженно. Наяву он кружил вокруг телефона, не зная, как позвонить и что сказать. Возможно, если бы он был искушен в семейных делах, ему было бы проще. Но Филиппыч не был искушен.
Поначалу он не горевал о том, что в суете жизни так и не обзавелся женой, не нарожал детей и не привык к шумным обедам за большим и обязательно круглым столом. Хотя, бывало, его взгляд останавливался на немногочисленной компании из трех-четырех человек, которые прогуливались в выходной день в парке или спускались по ступеням кинотеатра после дневного сеанса. Валериан украдкой наблюдал за тем, как женщины поправляли одежду и прически маленьким девочкам и мальчикам, как строго смотрели отцы на своих утомленных или распоясавшихся чад, как неуверенно выступали едва научившиеся ходить крохи или таращили недобрые глаза шкодливые и хитрые подростки.
Порой сердце Филиппыча щемило от грусти, когда он видел, как оплывший шарик мороженого шлепался на асфальт, и белокурая малышка разражалась рыданиями, впервые в жизни столкнувшись с нестерпимой горечью утраты. Иногда он с удовольствием заглядывал в коляски, которые толкали перед собой озабоченные молодые мамаши. В глазах лежащих на перинках младенцев отражалось безмятежное небо и знание мира, из которого они недавно вышли, и в который Филиппычу вскоре предстояло возвратиться.
Только однажды он затосковал, залюбовавшись двумя маленькими сестрами, гонявшими голубей в сквере недалеко от его дома. Тогда-то все и сложилось в его голове. Он придумал, что у него была большая семья – любящая преданная жена, дети, его плоть и кровь, часть его души, смысл всего сущего. Что жили они мирно и весело, каждый день был наполнен новыми открытиями, за большим столом все шутили и смеялись, в Новый год из-под елки чуть свет растаскивали по углам подарки и со всех сторон звучали вопли радости или вздохи разочарования… А однажды что-то произошло. Несчастный случай разом сгубил всех, всю его семью. И Филиппыч, нечаянно уцелев, старым и пустым опять приплелся на старт. Бежать ему было уже некуда, не с кем, да и сил не осталось, и только воспоминания теснились в его голове, заставляя провожать печальным взглядом автомобили с детьми, в воскресные дни спешащие во все концы города…
Убирая мусор, Филиппыч как-то раз случайно наткнулся на выброшенные фотографии миловидной женщины в обнимку с двумя парнишками-сорванцами и девочкой с печальным личиком и тощенькой косичкой. Принес их домой. Долго изучал снимки, привыкал к ним и, когда женщина и ее дети начали приходить к нему во снах, вставил найденные портреты в рамы и развесил и расставил везде, где смог. Так в сознании Валериана окончательно оформилась мысль о том, что когда-то и он был ничем не хуже других, но несправедливая судьба отобрала у него всё. Филиппыч на старости лет внезапно почувствовал себя семейным человеком.
Возможно, от таких рассуждений Валериан вскоре и сошел бы с ума, но ему повезло. Он встретил Майю. А когда узнал о том, что она потеряла семью, снял со стен фотографии и разговоров о своих «родственниках» больше не заводил. Испуганному Филиппычу показалось, что его обман дал метастазы в настоящей жизни.
Он не мог знать, что один из мальчиков с тех снимков уже умер, а женщина с мужем и двумя оставшимися детьми переселилась в другой город. Ее звали Раиса, и ей предстояло погибнуть, сгорев в собственном доме…
Звонок застал Антона Вольского, бывшего мужа Карины, в постели. Но он не спал. Разметавшись на влажных простынях, он лежал, расслабленный, обессиленный и довольный. Юное смуглое девичье тело в некотором отдалении от него тоже отдыхало от длительного сеанса вдохновенной страсти. Антон услышал звонок. Лениво потянулся. Телефон остался в кармане пиджака, но где был этот пиджак? Он приподнялся на локте и осмотрел разбросанную в полумраке комнаты одежду. Вылезать из постели совсем не хотелось. Не было желания даже шевелиться, настолько полным и мучительным было недавно перенесенное удовлетворение. Телефон затих, и Антон с облегчением откинулся обратно на простыни. Потянулся. Вспомнил о нежной и гибкой красавице, совсем недавно стонавшей в его руках, а сейчас без движения лежавшей на другом конце кровати.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99