– Я категорически против, – сказал он. – По-моему, совершенно несуразно и даже непредставимо, чтобы мы освятили своим именем, титуловали бы, так сказать, публикацию этого… опуса.
– Вам что, книжка не понравилась? – спросил Джефри.
– Не по-нра-ви-лась? Да с моей стороны просто подвиг, что я ее дочитал.
– Ну, на всех не угодишь.
– Нам никогда и не предлагали ничего подобного. Все-таки таки подумать о собственной репутации…
– И о собственном превышении кредита, – сказал Джефри. – Говоря напрямик, нам надо выбирать между репутацией и банкротством.
– Но зачем же такая, бывают и другие книги, – взмолился мистер Тэйт. – Вы ее хоть прочли?
– А как же, – кивнул Джефри. – Я знаю, отец мой взял себе за правило не читать никого после Мередита, но я…
– Ваш бедный отец, – с чувством сказал мистер Уилберфорс, – должно быть, ворочается в гробу при одной мысли о…
– Да-да, именно в гробу, где к нему, надо полагать, скоро присоединится так называемая героиня этого омерзительного романа, – добавил мистер Тэйт.
Джефри поправил сбившийся локон.
– Помнится, папу кремировали, так что затруднительно ему будет ворочаться, а ей – присоединяться, – небрежно заметил он. Мистер Уилберфорс и мистер Тэйт стали торжественны, а Джефри вернул на лицо дружелюбную улыбку. – Итак, насколько я понял, ваши возражения сводятся к тому, что в романе описана любовная связь семнадцатилетнего юноши и восьмидесятилетней женщины?
– Да, – сказал мистер Уилберфорс громче обычного. – Хотя как тут можно говорить о ЛЮБОВНОЙ связи?..
– Ну, сексуальные отношения. Что спорить о словах?
– Нет-нет, не в словах дело, – сказал мистер Тэйт. – И даже не в отношениях. Это бы все еще ничего. Где об отношениях, там пусть, куда ни шло. Ужасает то, что между отношениями. Я и понятия не имел… впрочем, не важно. Но это же просто кошмар какой-то.
– Вот ради этих самых пассажей между отношениями, – сказал Джефри, – книгу и будут раскупать.
Мистер Уилберфорс недоверчиво покачал головой.
– Лично я склонен думать, что мы идем на риск, на опаснейший риск судебного преследования за непристойность, – сказал он. – И обоснованного преследования.
– Именно, именно, – отозвался мистер Тэйт. – Да что тут, возьмите хоть сцену с креслом-качалкой и душем…
– Умоляю, – простонал мистер Уилберфорс. – Хватит уж того, что мы это прочли и похоронили в памяти. Неужели нужна еще эксгумация?
– Уместное слово, – сказал мистер Тэйт. – Даже и самое заглавие…
– Ладно, ладно, – сказал Джефри. – Согласен, все это несколько безвкусно, однако же…
– Что значит «однако же»? А помните, как он ее…
– Ну Тэйт, ну не надо, ну ради бога не надо, – слабо запротестовал мистер Уилберфорс.
– Повторяю, – продолжал Джефри, – я готов согласиться, что это варево не на всякий вкус. Да ну вас, Уилберфорс. Хотите, я наберу вам с полдюжины книг почище этой.
– Нет, я, слава богу, ни одной такой не помню, – заметил мистер Тэйт.
– Одну, назовите одну! – возопил мистер Уилберфорс. – Хоть одну, которая могла бы сравниться!.. – И перст его затрясся над рукописью.
– Та же «Леди Чаттерли», – сказал Джефри.
– Ха! – сказал мистер Тэйт. – Да по сравнению с этим «Леди Чаттерли» – девственница!
– И вообще, «Чаттерли» же запрещена, – сказал мистер Уилберфорс.
– О, небо, – тяжко вздохнул Джефри Коркадил. – Ну, кто ему объяснит, что викторианцы вместе с их нравами канули в Лету?
– И очень жаль, что канули, – заметил мистер Тэйт. – Кое с кем из них мы прекрасно ладили. Безобразия начались с «Источника одиночества».
– Была там еще и другая гадкая книжонка, – сказал мистер Уилберфорс, – но ее хоть не мы опубликовали.
– Безобразия, – вставил Джефри, – начались, когда дядя Катберт сдуру пустил под нож «Самоучитель бальных танцев» Уилки и напечатал вместо него «Определитель съедобных грибов» Фашоды.
– Да, с Фашодой – это он зря, – согласился мистер Тэйт. – На вскрытиях нас все время поминали недобрым словом.
– Вернемся в нынешний век, – сказал Джефри, – который не лучше, чтоб не сказать – хуже минувшего. Френсик, как видите, предложил нам роман, и мы, по-моему, должны его принять.
– Прежде мы с Френсиком дела не имели, – сказал мистер Тэйт. – Говорят, Френсик берет недешево. Сколько он хочет на этот раз?
– Чисто номинальную сумму.
– Чисто номинальную? Френсик? Что-то непохоже на него. Обычно он запрашивает втридорога. Тут какая-нибудь ловушка.
– Да чертова эта книга и есть ловушка. Дураку ясно, – сказал мистер Уилберфорс.
– Френсик смотрит на вещи шире, – сказал Джефри. – Он предвидит заокеанскую сделку.
Оба старца шумно вздохнули.
– А-а, ну да, – сказал мистер Тэйт. – Американский рынок. Тогда, конечно, другой разговор.
– Вот именно, – сказал Джефри, – и Френсик убежден, что американцы оценят эту книгу по достоинству. Вовсе тут не все похабщина, многое сделано по-лоуренсовски, не говоря уж о прочих писателях, которые тоже просвечивают. Блумзберийская группа, Вирджиния, понимаете ли, Вулф, Мидлтон Марри и тому подобное. И философское опять же содержание…
– Ага, ага, – кивнул мистер Тэйт. – На такую наживку американцы клюнут, только нам-то что с этого?
– А десять процентов американского гонорара, – сказал Джефри. – Это нам как?
– И автор согласен?
– Мистер Френсик уполномочен согласиться за него и полагает также, что если книга станет там бестселлером, то ее начнут бешено раскупать здесь.
– Если, если, – сказал мистер Тэйт. – Если да, то да. А кто издаст в Америке?
– Хатчмейер.
– Ишь ты, – сказал мистер Тэйт. – Теперь хоть кое-что понятно.
– Хатчмейер, – заметил мистер Уилберфорс, – негодяй и мошенник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84