Но я должен тебе сказать: старина Эдвин крайне плохо отзывался о тебе, когда я был у него в последний раз.
– Ну и что? – возражал Балстрод. – Не сомневаюсь, что он говорил все это в бреду. И вообще не стоит обращать внимание на слова выжившего из ума старика.
– Это верно, – соглашался доктор, – но в его высказываниях была такая четкость мысли, которая не позволяет мне считать его выжившим из ума.
– Например? – спросил Балстрод. Но доктор Мэгрю не был готов воспроизвести слова, сказанные старым Флоузом. – Я не хочу повторять оскорбления, – ответил он, – но я поеду во Флоуз-Холл только в двух случаях: если Эдвин готов извиниться перед тобой или если он уже умер.
Балстрод же смотрел на дело скорее с философской и практически-финансовой точек зрения.
– Тебе виднее, – сказал он, – ты его личный врач. Что же касается меня, я не намерен отказываться от тех гонораров, что он платит мне как своему адвокату. Имение большое, передача его по наследству потребует немалых хлопот. Кроме того, завещание сформулировано достаточно двусмысленно и открывает возможность оспорить его в суде. Если Локхарт действительно нашел своего отца, я очень сомневаюсь, что миссис Флоуз не оспорит этого через суд, а доход от столь затяжного дела может оказаться весьма приличным. Было бы глупо после стольких лет дружеских отношений с Эдвином бросить его на произвол судьбы в тот момент, когда он во мне нуждается.
– Ну, будь по-твоему, – уступил в конце концов доктор Мэгрю. – Я поеду с тобой. Но я предупреждаю: во Флоуз-Холле творятся странные дела и мне они очень не нравятся.
Глава восемнадцатая
Все, что он увидел во Флоуз-Холле на следующий день, понравилось ему еще меньше. Утром Балстрод остановил машину у въезда на мост и стал дожидаться, пока Додд откроет ворота. Даже с этого расстояния можно было слышать голос старого Флоуза, который разносил Всевышнего, возлагая на него ответственность за то мерзкое состояние, в котором пребывал мир. Отношение Балстрода к тому, что они услышали, как всегда, было более прагматичным, нежели у доктора.
– Не могу сказать, что разделяю его взгляды и чувства, – сказал Балстрод, – но если он действительно говорил обо мне что-то скверное, то, по крайней мере, я в неплохой компании.
Компания, в которой он оказался несколько минут спустя, со всей очевидностью не подходила под это определение. Внешний вид Таглиони не вызывал к нему особого доверия.
Таксидермист пережил за последнее время слишком много неописуемых ужасов и потому находился далеко не в лучшей форме. К тому же почти всю ночь напролет Локхарт добивался того, чтобы его «папочка» был бы безукоризнен в исполнении этой новой для него роли. Последствия перепоя, страх и сильный недосып отнюдь не способствовали благообразности облика Таглиони. Собственная одежда его пострадала в процессе работы, и потому Локхарт дал ему кое-что из гардероба деда вместо заляпанной кровью его одежды; однако вещи старого Флоуза оказались таксидермисту не очень впору. При виде его взгляд Балстрода выразил обескураженность и ужас, а взгляд доктора Мэгрю – сугубо профессиональную озабоченность его состоянием.
– На мой взгляд, он выглядит просто больным человеком, – прошептал врач адвокату, когда они шли вслед за Локхартом в кабинет.
– Не берусь судить о его здоровье, – ответил Балстрод, – но облачение у него явно неподобающее.
– По мне, он не тот человек, состояние которого позволяет ему быть сейчас поротым до тех пор, пока жизнь его не повиснет на ниточке, – сказал доктор Мэгрю. Балстрод резко остановился.
– О Боже, – пробормотал он, – я совершенно забыл об этом условии!
Таглиони вообще не имел об этом понятия. Ему даже в голову не могло прийти нечто подобное. Единственное, о чем он мечтал, это выбраться как можно быстрее из этого страшного дома, сохранив свою жизнь, репутацию и деньги.
– Чего мы ждем? – спросил он, видя, что Балстрод замешкался.
– Действительно, – поддержал его Локхарт, – давайте переходить к делу. Балстрод сглотнул.
– Мне кажется, было бы правильнее, если бы здесь присутствовали ваш дед и его жена, – сказал адвокат. – В конце концов, один из них написал завещание, выразив в нем свою последнюю волю, а другая лишается тех привилегий, которые она при иных обстоятельствах получила бы в соответствии с его волей.
– Дед сказал, что он плохо себя чувствует и не хочет вставать с постели, – ответил Локхарт и подождал, пока не раздались новые выкрики Флоуза, на этот раз проезжавшегося по поводу профессиональных качеств доктора Мэгрю. – Не кривя душой, могу то же самое сказать и в отношении моей тещи. Она сейчас недомогает. И кроме того, появление моего отца со всеми вытекающими отсюда для нее финансовыми последствиями, естественно, привело ее, мягко говоря, в нервное и раздраженное состояние.
Последние слова были истинной правдой. Ночь, проведенная в непрерывных попытках перетереть связывавшие ее веревки о железный каркас кровати, действительно привела миссис Флоуз в состояние раздражения и нервного возбуждения, и тем не менее она все еще не прекращала свои попытки. А тем временем внизу, в кабинете, Таглиони уже слово в слово повторял все то, чему научил его Локхарт. Балстрод записывал и, вопреки его собственным ожиданиям, слова Таглиони производили на него впечатление. Таглиони заявил, что в то время он работал временным рабочим в одной из местных фирм, и поскольку он был итальянцем, то это само по себе привлекало к нему внимание мисс Флоуз.
– Я ничего не мог поделать, – оправдывался Таглиони, – я итальянец, а английские женщины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97