ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Его царство – мечта, а не реальность. Чарторыйский, обиженный пренебрежением, с которым отнеслись к проекту, стоившему ему такого труда, пишет: «Я не знаю дальнейшей судьбы этой бумаги. Думаю, Александр никому ее не показывал, со мной же он больше никогда о ней не заговаривал. Наверное, он ее сжег».
Тайные собрания, где Александр совещается со своими слишком умными друзьями, вызывают недовольство царя. Он чует будто бы исходящий от них запах демократического заговора. Все революции начинаются с ребяческих игр. Нужно разлучить этих болтунов, пока они не вздумали от слов перейти к делу. Однако император не спешит действовать, предпочитая дать нарыву созреть. Отец и сын живут в атмосфере взаимного недоверия и скрытой ненависти. Обеспокоенный Александр 27 сентября 1797 года пишет Лагарпу длинное послание – настоящую исповедь – и поручает уезжающему за границу Новосильцеву передать письмо любимому воспитателю: «Мой отец, по вступлении на престол, захотел преобразовать все решительно. Его первые шаги были блестящими, но последующие события не соответствовали им. Все сразу перевернуто вверх дном, и потому беспорядок, господствовавший в делах и без того в слишком сильной степени, лишь увеличился еще более. Военные почти все свое время теряют исключительно на парадах. Во всем прочем решительно нет никакого строго определенного плана. Сегодня приказывают то, что через месяц будет уже отменено. Доводов никаких не допускается, разве уж тогда, когда все зло свершилось. Наконец, чтоб сказать одним словом – благосостояние государства не играет никакой роли в управлении делами: существует только неограниченная власть, которая все творит шиворот-навыворот. Невозможно перечислить все те безрассудства, которые совершались здесь… Мое несчастное отечество находится в положении, не поддающемся описанию. Хлебопашец обижен, торговля стеснена, свобода и личное благосостояние уничтожены. Вот картина современной России, и судите по ней, насколько должно страдать мое сердце. Я сам, обязанный подчиняться всем мелочам военной службы, теряю все свое время на выполнение обязанностей унтер-офицера, решительно не имея никакой возможности отдаться своим научным занятиям, составляющим мое любимое времяпрепровождение: я сделался теперь самым несчастным человеком».
Описав хаос, до которого довело страну экстравагантное правление Павла, Александр подходит к самой деликатной части письма. Впервые он, всегда тяготившийся мыслью о власти, допускает, что, возможно, наступит день, когда править Россией придется ему. Его юношескую мечту о безвестном существовании «в хижине на берегу Рейна» заменяет новая – мечта о судьбе императора, посвятившего свою жизнь служению Отечеству, несущего своему народу добро и просвещение. Он сознает всю тяжесть ответственности, которую налагает подобная цель, и оценивает свои силы. Он не отвергает монархический принцип, но намерен ограничить его конституцией. Ему кажется, что в самом слове «конституция», завезенном в Россию из Франции, заключена магическая сила, укрепляющая добродетели монарха. С абсолютной искренностью он продолжает: «Вам уже давно известны мои мысли, клонившиеся к тому, чтобы покинуть свою родину. В настоящее время я не предвижу ни малейшей возможности к приведению их в исполнение, а затем и несчастное положение моего отечества заставляет меня придать своим мыслям иное направление. Мне думалось, что если когда-нибудь придет и мой черед царствовать, то вместо добровольного изгнания себя я сделаю несравненно лучше, посвятив себя задаче даровать стране свободу и тем не допустить ее сделаться в будущем игрушкой в руках каких-либо безумцев. Это заставило меня передумать о многом, и мне кажется, что это было бы лучшим образцом революции, так как она была бы произведена законной властью, которая перестала бы существовать, как только конституция была бы закончена и нация избрала бы своих представителей. Вот в чем заключается моя мысль. Я поделился ею с людьми просвещенными, со своей стороны много думавшими об этом. Всего-навсего нас только четверо, а именно: Новосильцев, граф Строганов, молодой князь Чарторыйский – мой адъютант, выдающийся молодой человек, и я![10]
Когда же придет и мой черед, тогда нужно будет стараться, само собой разумеется, постепенно образовать народное представительство, которое, должным образом руководимое, составило бы свободную конституцию, после чего моя власть совершенно прекратилась бы, и я, если Провидение благословит нашу работу, удалился бы в какой-нибудь уголок и жил бы там счастливый и довольный, видя процветание своего отечества и наслаждаясь им. Вот каковы мои мысли, мой дорогой друг. Как бы я был счастлив, если бы явилась возможность иметь вас тогда подле себя!.. Дай только Бог, чтобы мы могли когда-либо достигнуть нашей цели – даровать России свободу и предохранить ее от поползновений деспотизма и тирании».
Пока не взошла эта новая политическая заря, Александр, подавляя отвращение, выполняет множество мелких дел, которые поручает ему отец. Весь день он проводит вне дома, занятый службой, возвращается измученный, осунувшийся и не выказывает жене ни нежности, ни внимания, которых она так ждет. Она страдает от безразличия супруга и постепенно сама охладевает к нему. Редкие встречи наедине оставляют в их душах лишь горечь и разочарование. Они видятся урывками по вечерам, когда, облачившись в придворные туалеты, присутствуют на официальных приемах, обедах, балах, спектаклях, концертах. Эти налагаемые этикетом обязанности тем более тяготят Елизавету, что ей приходится на людях переносить унизительное для ее достоинства обращение свекра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
Тайные собрания, где Александр совещается со своими слишком умными друзьями, вызывают недовольство царя. Он чует будто бы исходящий от них запах демократического заговора. Все революции начинаются с ребяческих игр. Нужно разлучить этих болтунов, пока они не вздумали от слов перейти к делу. Однако император не спешит действовать, предпочитая дать нарыву созреть. Отец и сын живут в атмосфере взаимного недоверия и скрытой ненависти. Обеспокоенный Александр 27 сентября 1797 года пишет Лагарпу длинное послание – настоящую исповедь – и поручает уезжающему за границу Новосильцеву передать письмо любимому воспитателю: «Мой отец, по вступлении на престол, захотел преобразовать все решительно. Его первые шаги были блестящими, но последующие события не соответствовали им. Все сразу перевернуто вверх дном, и потому беспорядок, господствовавший в делах и без того в слишком сильной степени, лишь увеличился еще более. Военные почти все свое время теряют исключительно на парадах. Во всем прочем решительно нет никакого строго определенного плана. Сегодня приказывают то, что через месяц будет уже отменено. Доводов никаких не допускается, разве уж тогда, когда все зло свершилось. Наконец, чтоб сказать одним словом – благосостояние государства не играет никакой роли в управлении делами: существует только неограниченная власть, которая все творит шиворот-навыворот. Невозможно перечислить все те безрассудства, которые совершались здесь… Мое несчастное отечество находится в положении, не поддающемся описанию. Хлебопашец обижен, торговля стеснена, свобода и личное благосостояние уничтожены. Вот картина современной России, и судите по ней, насколько должно страдать мое сердце. Я сам, обязанный подчиняться всем мелочам военной службы, теряю все свое время на выполнение обязанностей унтер-офицера, решительно не имея никакой возможности отдаться своим научным занятиям, составляющим мое любимое времяпрепровождение: я сделался теперь самым несчастным человеком».
Описав хаос, до которого довело страну экстравагантное правление Павла, Александр подходит к самой деликатной части письма. Впервые он, всегда тяготившийся мыслью о власти, допускает, что, возможно, наступит день, когда править Россией придется ему. Его юношескую мечту о безвестном существовании «в хижине на берегу Рейна» заменяет новая – мечта о судьбе императора, посвятившего свою жизнь служению Отечеству, несущего своему народу добро и просвещение. Он сознает всю тяжесть ответственности, которую налагает подобная цель, и оценивает свои силы. Он не отвергает монархический принцип, но намерен ограничить его конституцией. Ему кажется, что в самом слове «конституция», завезенном в Россию из Франции, заключена магическая сила, укрепляющая добродетели монарха. С абсолютной искренностью он продолжает: «Вам уже давно известны мои мысли, клонившиеся к тому, чтобы покинуть свою родину. В настоящее время я не предвижу ни малейшей возможности к приведению их в исполнение, а затем и несчастное положение моего отечества заставляет меня придать своим мыслям иное направление. Мне думалось, что если когда-нибудь придет и мой черед царствовать, то вместо добровольного изгнания себя я сделаю несравненно лучше, посвятив себя задаче даровать стране свободу и тем не допустить ее сделаться в будущем игрушкой в руках каких-либо безумцев. Это заставило меня передумать о многом, и мне кажется, что это было бы лучшим образцом революции, так как она была бы произведена законной властью, которая перестала бы существовать, как только конституция была бы закончена и нация избрала бы своих представителей. Вот в чем заключается моя мысль. Я поделился ею с людьми просвещенными, со своей стороны много думавшими об этом. Всего-навсего нас только четверо, а именно: Новосильцев, граф Строганов, молодой князь Чарторыйский – мой адъютант, выдающийся молодой человек, и я![10]
Когда же придет и мой черед, тогда нужно будет стараться, само собой разумеется, постепенно образовать народное представительство, которое, должным образом руководимое, составило бы свободную конституцию, после чего моя власть совершенно прекратилась бы, и я, если Провидение благословит нашу работу, удалился бы в какой-нибудь уголок и жил бы там счастливый и довольный, видя процветание своего отечества и наслаждаясь им. Вот каковы мои мысли, мой дорогой друг. Как бы я был счастлив, если бы явилась возможность иметь вас тогда подле себя!.. Дай только Бог, чтобы мы могли когда-либо достигнуть нашей цели – даровать России свободу и предохранить ее от поползновений деспотизма и тирании».
Пока не взошла эта новая политическая заря, Александр, подавляя отвращение, выполняет множество мелких дел, которые поручает ему отец. Весь день он проводит вне дома, занятый службой, возвращается измученный, осунувшийся и не выказывает жене ни нежности, ни внимания, которых она так ждет. Она страдает от безразличия супруга и постепенно сама охладевает к нему. Редкие встречи наедине оставляют в их душах лишь горечь и разочарование. Они видятся урывками по вечерам, когда, облачившись в придворные туалеты, присутствуют на официальных приемах, обедах, балах, спектаклях, концертах. Эти налагаемые этикетом обязанности тем более тяготят Елизавету, что ей приходится на людях переносить унизительное для ее достоинства обращение свекра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21