Наконец послышался стук колес. Александр и Мари-Луиза обменялись прощальным поцелуем, торопливыми обещаниями. «Ни один, ни другой из нас не видели тогда Бога, – вспомнит Дюма позже, – но, несомненно, Бог был там, и Бог улыбался».[27]
Садясь в почтовую карету, молодой человек чувствовал себя так, словно выходит на сцену. Еще немного – и он услышит аплодисменты публики…
Колымага дрогнула и тяжело стронулась с места. Его мать – маленькая фигурка, еле видная в утреннем тумане, – осталась наедине со своими воспоминаниями. А для него начинается настоящая жизнь! Главное на сегодняшний день – на все надеяться и ни о чем не жалеть.

Глава V
Перо писца и перо писателя

Верный гостинице «Старых Августинцев», Александр и на этот раз расположился здесь. Ночью спал плохо, беспокойно, ворочался с боку на бок, неотступно думая о том, что завтрашний день станет решающим в его жизни, а с рассветом вскочил и побежал к Левенам по воскресным – пустым, тихим и скучным – улицам Парижа. Нигде ни души, у магазинов закрыты ставни, люди сидят по домам и зевают – ничего не поделаешь, новые королевские указы выбора не оставили…
Однако граф де Левен, как оказалось, уже встал. Он прогуливался в своем саду и, узнав, что молодой Дюма приехал «насовсем», немедленно предложил ему приют. Этот образованный, остроумный и влюбленный в свободу человек, который вел раздел иностранной политики во «Французском Курьере» («Le Courrier Fran?ais»), был истинным воплощением своей эпохи. Зная о том, что у Александра сложности с работой, что он не может найти себе место, граф посоветовал ему поговорить с Адольфом, который в делах такого рода способен дать дельный совет. Ну и что с того, что сын еще спит, заявил он, самое время вытащить его из постели!
Едва проснувшийся Адольф и впрямь охотно взялся исполнить обязанности консультанта. Он посоветовал другу прежде всего обратиться к тем, кто находится на верхних ступеньках военной иерархии. С его одобрения Александр написал для начала маршалу Виктору – прежнему товарищу по оружию генерала Дюма и нынешнему военному министру – и попросил у него аудиенции. Для большей верности написал затем еще по письму маршалу Журдану и генералу Себастиани. Однако все три прошения пропали даром, все три попытки чего-то добиться провалились самым жалким образом. Виктор ответил, что перегружен работой и не имеет времени с ним встретиться. Журдан сделал вид, будто не верит, что проситель на самом деле сын генерала Дюма, и считает его самозванцем. Что же касается Себастиани – тот, конечно, позволил Александру войти в кабинет, но нимало посетителем не занимался, а вместо этого диктовал письма сразу четырем секретарям. Каждый раз, как генерал приближался к одному из них, чтобы произнести очередную фразу, секретарь, угодливо изогнувшись, протягивал ему золотую табакерку. Взяв понюшку табаку, тот продолжал разглагольствовать, расхаживая по кабинету и словно бы даже не замечая, что посетитель робко жмется у дверей, надеясь хоть чем-нибудь привлечь внимание великого человека.
Так ничего и не добившись, не сумев заставить себя выслушать, Александр вернулся к Адольфу, и оба друга принялись листать «Альманах двадцати пяти тысяч адресов» – своего рода справочник, содержавший сведения обо всех выдающихся людях страны. Кого выбрать из этого блестящего ряда? К кому обратиться? Александр в конце концов остановил свой выбор на генерале Вердье, который служил когда-то в Египте под началом его отца. Вердье принял юношу любезно, но откровенно объяснил, что сам не в ладах с властью, больше того – его уже отправили в отставку, и что самый верный способ чего-то добиться для человека, желающего заручиться надежной поддержкой, – обратиться к генералу Фуа, который в 1819 году сделался депутатом от Эна и до сих пор пользуется большим влиянием.
Александр принял совет к сведению и на следующий день, едва пробило десять, уже звонил у дверей человека, на которого возлагал свои последние надежды. Он позаботился о том, чтобы запастись рекомендательным письмом господина Данре, депутата от округа Вилле-Котре и друга – хотя и слегка подзабытого – его сегодняшнего собеседника. Запасливость оказалась не напрасной: прочитав письмо, генерал Фуа – человек лет пятидесяти, маленького роста, тощий, с желчным цветом и властным выражением лица – внезапно просиял и сделался на удивление благосклонным к гостю. Должно быть, рекомендации господина Данре затронули в нем какую-то чувствительную струну.
– Вот как, – произнес он, складывая листок, – значит, Данре вас очень любит?
– Почти так же, как любил бы родного сына, – самоуверенно заявил Александр.
Генерал Фуа оценил дерзкий ответ и стал расспрашивать молодого человека о том, что он умеет и к чему у него есть склонности.
– Прежде всего, я должен понять, в чем вы сильны.
– Да ни в чем особенно, – пробормотал Александр.
– Вы сколько-нибудь знаете математику?
– Нет, генерал.
– Но хоть какое-то понятие об алгебре, геометрии, физике имеете?
На все вопросы Александр, взмокший и багровый от стыда, отвечал отрицательно.
– Право-то вы по крайней мере изучали?
– Нет, генерал.
– Латынь и греческий?
– Латынь – немного, греческого не знаю вовсе!
– В бухгалтерии разбираетесь?
– Нисколько, – признался Александр, окончательно павший духом.
Он внезапно почувствовал, насколько унизительно признаваться в своем невежестве, и его прорвало:
– О, генерал, мое образование никуда не годится, и самое позорное то, что я только сегодня, только сейчас это понял… Но я все выучу, даю вам слово, и когда-нибудь, в один прекрасный день, отвечу «да» на все те вопросы, на которые только что отвечал «нет».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29