Лепарский разрешил и одиноким декабристам выходить из острога. Пусть даже в сопровождении двух охранников, пусть с обязательством возвратиться в тюрьму до заката, но они могли теперь ходить в гости к друзьям. Николай тут же воспользовался этим послаблением, чтобы заказать Бестужеву портрет Софи. Художник представил свою прелестную «натурщицу» у окна, развернув ее в три четверти к мольберту, на плечи накинута была шаль. Ему удивительно точно удалось передать грусть в глазах модели, изобразить красивый изгиб длинной белой шеи, высокую прическу. Заказчику не понравился суровый стиль картины, зато Софи сказала, что ей портрет как раз очень по душе.
Начался март месяц, а с ним пришли и жестокие снежные бури. Однажды вечером, когда Лепарский уже собрался отходить ко сну, прибежал его ординарец и сообщил, что его превосходительство желает видеть дама. И не просто видеть, а срочно переговорить с генералом. Станислав Романович быстро оделся и, ворчливо что-то приговаривая себе под нос, вышел в прихожую. Там оказалась Софи. Личико ее в обрамлении капюшона выглядело совсем юным, но в глазах блестел огонек тревоги. Увидев коменданта, молодая женщина горячо зашептала:
– Ради Бога, простите, ваше превосходительство, что пришла в столь поздний час, но умоляю вас, умоляю, разрешите доктору Вольфу сию же минуту выйти из тюрьмы и отправиться со мной! Требуется неотложная помощь, его помощь!
– Кто-то заболел? – заволновался генерал.
– Да… Госпожа Муравьева… и госпожа Анненкова…
– Что-то серьезное? Тяжело заболели?
Софи вздрогнула.
– Пока нет… Но может быть… Дело в том… понимаете… дело в том, что они рожают… обе…
Лепарского словно обухом по голове хватили. Глаза его едва не выпрыгнули из орбит, рот под густыми усами, присущими, скорее, какому-нибудь бессарабскому господарю,[2] а не сибирскому коменданту каторжных рудников, как открылся, так и не закрылся – челюсть отвисла…
– Как же это?.. Почему меня никто не предупредил?.. – забормотал он, чуть опомнившись.
– Да это же ясно, ваше превосходительство! Было так заметно, все думали, вы и сами видите…
– Ничего я не видел! – в сердцах воскликнул генерал. – Что я могу увидеть? Я старый холостяк! Нет, вы должны были… вы…
И внезапно растерянность сменилась гневом. Лепарский побагровел, надул щеки и залепил себе в грудь кулаком.
– Они не имели права! – заорал он.
– Как это так «не имели права»? – удивилась Софи. – Думаю, мне следует вам напомнить, господин комендант, что в обязательствах, которые нам всем пришлось подписать перед отъездом на каторгу, был пункт о судьбе детей, здесь рожденных.
– Речь шла о детях, могущих родиться после конца срока! Тогда, когда заключенные переберутся на поселение!
– Ничего подобного, никаких таких уточнений там не было!
Лепарский пожал плечами.
– Но зачем же нужны были такие уточнения? По регламенту, свидания между заключенными и их супругами должны проходить в присутствии охраны. А получается, раз госпожа Муравьева и госпожа Анненкова оказались теперь в такой… в таком положении… получается, что никаких охранников во время их встреч с мужьями не было, так ведь?
– Вы позабыли, господин генерал, что сами же разрешили часовым стоять за дверью, когда мы встречаемся с мужьями!
– Ох, да… да, да… Как же я дал такую слабину!.. Я просто не смог вас подозревать в… в этом… в том, что вы… – Лепарский никак не мог подобрать слов, и чем больше путался, тем глубже становилось его смущение и тем сильнее бесила его эта нахальная француженка, которая осмеливается ко всему еще и смотреть на него с иронией.
– Отлично, сударыня, превосходно! – проворчал он, наконец. – Наверное, у меня было о чем думать, кроме… кроме этого вздора!.. Всякое случается в моем возрасте… и в моем положении… Но что, что я напишу в Санкт-Петербург по поводу этих не дозволенных законом рождений? Как я стану их оправдывать?.. сам оправдываться? Вы об этом подумали? Всё же свалят на меня, только на меня! Ну, и, вполне возможно, отправят в отставку… или передвинут в другое место… Что еще за беда, просто беда, да и только!.. Но как же получилось, что они рожают одновременно?
– Случайное совпадение. Досадное, согласна.
– Очень, очень досадное!.. Но как поспоришь с капризами природы?.. Но… но… скажите, пока все идет, как положено?
– Нет. И одна, и другая роженицы в опасности. Госпожа Муравьева страшно слаба, а госпожа Анненкова несколько дней назад подхватила простуду. Ее ужасно лихорадит. Деревенская повитуха – совершенная дура! Ах, простите!.. Но если не придет доктор Вольф, ни на что хорошее нельзя надеяться… Быстрее, решайтесь же быстрее, ваше превосходительство!
Лепарский неожиданно перестал возмущаться.
– Да-да! Пойдемте быстрее за Вольфом! – заторопился он.
Денщик подал генералу шинель, треуголку и шпагу, но шпагу тот оттолкнул и приказал:
– Разбуди сейчас же Онуфрия, пусть приедет за нами в тюрьму!
На улице ветер ударил в вышедших с такой силой, что Софи пришлось схватиться за руку Лепарского, иначе упала бы. Поднятый с земли снег комьями летел в лицо. Они с трудом, пошатываясь на каждом шагу, медленно продвигались вперед сквозь вихри белых султанов. Их нагнал ординарец с фонарем: огонек за решетками дрожал, с грехом пополам разрывая вьюжный сумрак, да и то лишь поблизости. Когда возникли из тьмы колья ограды, Софи удивилась так, словно в степи вдруг наткнулась на нос корабля. Сразу вслед за этим перед нею встала громадная, как ей показалось, готовая раздавить их с Лепарским деревянная стена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35