– Но вы слышали, что он сказал?
– Мы должны возражать. Новый опыт может оказаться печальнее прежних. Но, Гри-Гри, вы чувствуете, уже начали работать внушители. Безволие, нежелание бороться, чувство удовлетворения, радость и восхищение начинают наполнять наш мозг… Скажите, Кю, что мы можем поделать при таких обстоятельствах?
Как раз в этот момент Макс Куинслей закончил свой доклад:
– Наше решение покоится на опытах, произведенных и весьма тщательно проверенных в моей лаборатории. Представленные вам здесь дети получены там же. За трудную работу, проведенную вместе со мной, мистеру Крэгу, мсье Тардье и всем их помощникам я приношу самую искреннюю благодарность. До времени опыты сохранялись в самой строгой тайне. Теперь мы переходим к работе, масштаб которой захватит почти всех. Я призываю вас со всей энергией и непреклонностью приняться за нее.
Куинслей смолк. По-видимому, он ожидал каких-то выражений чувств, но зал оставался безмолвным.
Роберт как председатель ничем не проявлял себя. Вдруг поднялся Кю. Весь его облик выражал крайнее волнение. Он заговорил сбивчиво, заикаясь:
– Мистер Куинслей поразил нас своим неожиданным сообщением… Мне кажется, однако, что решение не может быть принято без обсуждения. Правительство должно санкционировать… Мы знаем, что все, о чем доложено здесь, тщательно разработано в лаборатории мистера Куинслея. Но… сомневаюсь в том, что члены правительства согласны на эксперимент, который будет поставлен над всеми новыми поколениями нашей расы. По крайней мере, я не согласен.
Последние слова Кю произнес с большим трудом, как будто выдавливал их из себя.
Макс Куинслей занял свое место за столом правительства. Он окинул проницательным взором своих коллег и, отчеканивая слова, как будто вдалбливая их в головы слушателей, произнес:
– Обсуждение этого вопроса не входило в мои намерения, но раз дело пошло так, то интересно узнать, кто держится одинакового с мистером Кю мнения?
Все молчали.
Роберт встал со своего кресла.
– Я полагаю, что для решения столь важного вопроса, – проговорил он твердо, и в голосе его слышались отцовские нотки, – потребуется особое заседание специалистов; на основании их мнения правительство решит, как быть.
Взгляды отца и сына скрестились на миг, казалось, скрестились два остро отточенных клинка. Смертельный бой мог разыграться ежесекундно.
Макс Куинслей поспешно сказал:
– Заседание закрывается.
Роберт, опозоренный, сошел с кафедры. А участники собрания устремились к выходу. У многих шевелилось в душе чувство неудовлетворенности, возмущение насилием, которого они были свидетелями, но внушители работали, и пыл проходил под напором спокойных, убаюкивающих мыслей – так песок оседает в возмущенной воде…
Отец и сын стояли меж тем в небольшой комнате за эстрадой. Там никого больше не было. Обоюдное раздражение, давно копившееся у этих близких людей, прорвалось теперь с неудержимой силой. Макс презрительно смерил сына с ног до головы.
– Это что: бунт?
– Открытое возмущение против человека, забывшего, что, кроме него, существуют правительство и народ, – отвечал Роберт.
– Правительство и народ, которые я сам породил! – воскликнул Куинслей.
– Тем не менее произвол не может быть оправдан.
– Произвол?!
– Да, всегда и везде – произвол, в большом и малом! Вы решаетесь на эксперимент, в успехе которого только вы уверены и за который, может быть, заплатят своими жизнями миллионы человеческих существ, так как и вы можете ошибаться! В то же самое время вы не брезгуете устранять со своего пути нежелательных людей.
– Что?! – бешено закричал Куинслей.
– Вспомните Леона Гаро, гениального физика, вспомните Карно, гениального инженера! – прямо в лицо своему отцу бросил Роберт. – И не вы ли довели до самоубийства несчастного Петровского?
– Ложь!
– Наконец, что вы сделали с мадам Гаро? Вы думаете, люди поверили, что она подожгла дом?
– Ха-ха-ха! – злорадно засмеялся Макс Куинслей. – Из мешка вашей гражданской скорби вылезает шило обыкновенной пошлой ревности. – И вдруг, изменив тон, он яростно завопил: – Я не обязан отдавать вам отчет! Мальчишка, я заставлю вас повиноваться! – Макс Куинслей бросился к дверям, но потом, возвратившись и подняв угрожающе руку, заявил: – Я лишаю вас наследства, я назначаю наследником своего младшего сына. А за содеянное вами в Высокой Долине вы понесете заслуженное наказание.
– Я не признаю вашей власти, – отрезал Роберт.
В этот вечер Кю был найден в своей квартире мертвым. Когда Гри-Гри зашел к своему приятелю, он нашел двери спальни закрытыми изнутри. Слуга сообщил, что он слышал там какую-то возню. Стук в двери и просьбы открыть ее не имели успеха. Тогда Гри-Гри обошел дом со стороны сада. То, что он увидел в спальне через открытое окно, потрясло его. Он вскочил на подоконник и с криком ринулся в комнату. На веревке, свисавшей со шкафа, висел еще теплый труп несчастного Кю. Гри-Гри с трудом вынул его из петли. Тело Кю рухнуло вниз, голова тяжело стукнулась об пол.
Слуга побежал за доктором. Гри-Гри дал знать по телефону на станцию скорой помощи и стал делать то, что полагается в таких случаях: он, как и все жители, знал кое-что из области медицины.
Скоро прибыл доктор Левенберг с целым набором инструментов и аппаратов. Вдувание кислорода ритмически действующими мехами с одновременным расширением грудной клетки, производимое с помощью особого приспособления, не оказало должного действия. Промывание организма через сосуды питательной жидкостью, содержащей большее количество кислорода, чем в свежей артериальной крови, тоже не привело к успеху.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152