Но как бы там ни было, отец Вольф действительно снискал расположение Петра и беседами, и подношсниями каких-то "инженерных инструментов". 3а это при отъезде из Вены он получил от прижимистаго царя весьма щедрый дар - два сорока соболей и четыре косяка камки - больше, чем кто-либо из министров императора.
Но вот каких-либо источников, свидетельствующих, о чем разговаривал этот человек с Петром в Бадене, не существует - во всяком случае, не нашел. Но думаю, что восстановить их несложно, если проследить дальнейшую цепь событий.
По возвращении из Бадена, утром 13 июля, Петр вновь присутствовал на католической мессе в кирхе иезуитов в Вене. Об этом визите сохранились некоторые подробности. Папский нунций, например, докладывал в Рим:
"С величайшим вниманием царь выслушал мессу его преосвященства, и говорят, что по внешнему поведению не отличался от присутствовавших католиков; затем имел удовольствие беседовать с господином кардиналом Колоницем, который пошел к нему на трибуну... И г. кардинал сказал царю, что, зная его добрые намерения - разбить турок на море, молит бога об удаче его предприятий и чтобы он дал ему хорошо разуметь, что необходимо для его спасения, что принято было царем довольно благосклонно".
Намек на спасение ясен. Но это только намек. Зато молитва о победе над турками - это как раз то, что Петру нужно больше всего.
Далее царь переходит в "рефекторию" (трапезную) отцов иезуитов и там
ГЛАВА V ВОЗНИЦЫН И ЗАКОН ПУШКИ
Отстучали копыта, улеглась пыль из-под возков, стремительно уносивших Петра в Россию, и остался Возницын в Вене один исполнять нежданно-негаданно свалившееся на него поручение. Царь буквально оглушил его, когда повелел быть чрезвычайным и полномочным послом в Вене. Это еще ладно. Но он поручил ему вести на предстоящем конгрессе мирные переговоры с турками. А это дело хлопотное. Недаром в Посольском приказе в Москве говаривали: нет должности более окаянной, чем быть послом российским на переговорах с иноземными послами.
А что делать? Помолиться имсполнять. Другого не дано.
Тут, наверное, самое время представить нашего нового героя, на плечи которого свалилась столь нелегкая доля.
Великий и полномочный посол, наместник Болховский, думный дьяк Прокофий Богданович Возницын, по свидетельству современников, был человеком высокого роста, грузным, с важной осанкой и неприятным цветом лица. На Карловицком конгрессе появился в длинной одежде, подбитой серыми соболями. На шее у него красовалось шесть или семь золотых ожерелий, на шапке - драгоценное украшение из довольно хороших алмазов. Пальцы были унизаны сверкающими перстнями. Говорил он только на родном языке, то есть по-русски, и всегда держал при себе переводчика. Его сопровождал паж, который держал в руках пару перчаток посла с красивым узором из жемчуга.
Из этого описания Возницын выглядит человеком малопривлекательным и уж во всяком случае не европейского склада. Портрет его, если и сохранился в наших многочисленных запасниках, то пока не обнаружен. Но что портрет или описание внешности... Разве разглядишь за ними человека с его страстями, борениями, муками? Нет, даже не скажешь, умный он или дурак, хороший или плохой. Хотя именно это, а не шляпа характеризует человека.
Но приходится довольствоваться тем, что есть. Итак, родом Прокофий Богданович из дворян Владимирского уезда. Предки его были видными новгородцами, которых Иван Грозный после разорения Новгорода переселил во Владимир. Известно даже колоритное имя родоначальника владимирских Возницыных - Путила. Он служил еще при Грозном. Однако с тех пор зачах род Возницыных, и, кроме Прокофия Богдановича, не встретишь в словарях или жизнеописаниях российских упоминания о других представителях этого рода.
Всего сам достиг Прокофий Богданович - своим умом, своими руками да своей смекалкой. Не было у него знатной родни, которая хоть волоком, но протащит по ступенькам карьеры, Не было и богатства, чтобы ублажить кого надо, а так бы, глядишь, и перепрыгнул через ступеньку. В общем принадлежал Возницын к мелкому служилому люду России, Именно из него да из поповичей и еще "простого всенародства", как называл его мятежный Курбский, черпзлись кадры польячих для московских приказов. Поэтому горбил Прокофий Богданович спину с малолетства над бумагами, которые подписывались потом другими, сочинял речи, которые сам не произносил.
И не по этой ли причине так скупа на детали о нем русская история? Неизвестно даже, когда родился и когда умер Прокофий Богданович. Знаем только, что в Вене он был уже в летах и опыт у него был преизрядный, так как службу начинал в Посольском приказе еще в далекие времена Ордина-Нащокина. Способности молодого дипломата тогда, видимо, были сразу же замечены, и ему стали давать ответственные поручения. Так, в 1668 году в чине подьячем Возницын был послан с иноземцем Томасом Келлерманом в Вену и Венецию в связи с предстоящим заключением Андрусовского договора. Потом ему стали доверять хотя и небольшие, но самостоятельные дела. Он трижды побывал в Варшаве, и каждый раз его приглашали к королю.
И с турками как обращаться хорошо знал. В 1681 году, когда он был уже дьяком, его направили с окольничим Чириковым в Константинополь для ратификации Бахчисарайского перемирия. По дороге Чириков умер, и Возницыну пришлось ислолнятъ обязанности посла. Из-за бури высадился он на турецком берегу и двинулся в Константинополь по суше. Но в Кадикее для него была приготовлена галера, посредине которой возвышалось особое место для посла, под балдахином из красного бархата, вышитого золотом, и богато убранное коврами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57