Откровенно говоря, я не совсем уверен, что со стороны выгляжу при этом именно так отстраненно – мудро – по-доброму, как ощущаю себя изнутри, – есть, знаете ли, некоторые сомнения. Но ни укрепить, ни рассеять их не могу, так как сам ничего на следующий день не помню, а народ спросить неудобно.
Виталя прошел со мной весь этот славный путь рука об руку, с эквивалентной дозой «клюковки», «рояля» и прочего. Он кончил ту же Бауманку на год раньше, и я застал его уже хорошо обосновавшимся в нашей лаборатории, да что там – во всем НИИ, – своим в доску парнем и надеждой дряхлеющих руководителей.
Я бы не назвал нашу дружбу дружбой. Да и не бывает ее в жизни, настоящей дружбы. Хороший термин – «симбиоз». Благодаря Витале через полмесяца я, стеснительный студик, стал таким же своим в доску и в курилке, и в приемной директора. Виталя же организовал для нашей лаборатории первые во всем НИИ «писишки» – хотя нет, первая стояла, конечно, в приемной, а иначе чего бы мне там делать. Уж не знаю, какие рычаги могут быть в руках простого ведущего конструктора, но, манипулируя ими, Виталий умудрялся во все времена обеспечить меня самой лучшей техникой, правыми и левыми заказами, и, самое главное, своевременной их оплатой. Мне оставалось только пользоваться всеми этими благами в свое удовольствие…
– Илюх, з-завтра у нас ч-чего? Ик…
– Завтра у вас суббота. А если ты имеешь в виду ту заначку, что у тебя в сейфе, то я больше не могу. Слушай, я сам пьян, но такого пьянющего идиота, как ты, я еще в жизни не видал. Но ты классный мужик.
– Спасибо, Илюх, и ты тоже классный. Но ведь пять же лет! Вспомни, как мы начинали! Ик… Давай за нас по последней, а? На ключи, сгоняй до сейфа…
…Ну, конечно, как и лишайник от водоросли, Виталя от нашей дружбы свое получал. Никто никогда не видел виталину задницу торчащей из недр СМ-ки, но его кандидатская оказалась обсчитана так, что на ученом совете даже сорвала жиденькие аплодисменты. Да он, честно говоря, и не смог бы ничего обсчитать, потому что, во-первых, программер он никакой, а во-вторых, он эту диссертацию не то что просчитать, даже прочитать толком не смог. Я, конечно, не ребенок, и отлично понимаю, что когда он сейчас сует какому-нибудь клиенту свою визитку с буквочками «к т.н.», это выглядит чуть-чуть солиднее, чем мое: «Запишите телефончик, пожалуйста». Ну так я с клиентами почти и не контачу – это его дело.
Однако в итоге-то наш симбиоз нам обоим оказался одинаково выгоден. И когда с НИИ расплевались, Виталя меня в ту «пирамиду» за собой потащил. Не МММ, конечно, но первые хорошие деньги и у меня, и у него именно тогда появились. И из «пирамиды» вовремя Виталя меня вынул. Босса тогда спустя неделю на пороге собственной квартиры шлепнули, один зам в бега подался, а вторая сидит до сих пор, благо сексуальную ориентацию ей в колонии менять не надо. А мы немного отлежались на дне, да на личные сбережения Крышу и основали. Так в связке и идем – Виталя деловую часть работы на себя взял, вплоть до мытья в бане с крышей нашей Крыши, а я за науку отвечаю. Сейчас вот арманьяк попили под аккомпанемент грозы, а потом по домам отправимся – он в свой пентхаус или на дачишку, по Рублево-Успенке непритязательно расположенную, да и я в свою элитную безразмерную с зимним садом…
…Ахнуло без предупреждения, и так, что на столике подпрыгнули стаканы. Вспышки не было, только удар грома. Пока я предавался воспоминаниям, тьма перевалила-таки через Университет, и не спеша стекла в город. Палевый свет погас. Но дождь все еще был далек – здание Университета по-прежнему четко рисовалось на фоне живого мрака. После первого громового удара тишина стала еще глуше.
И в этой тишине расхохотался Виталий. Разобрало его сразу и здорово. Он крючился на шатком пластмассовом стуле, хватался за животик, повизгивал и постанывал, вытирал слезы, отдувался, но остановиться никак не мог. Казалось, при ударе грома у него внутри от испуга сгорел какой-то ослабленный алкоголем предохранитель, и наружу, приняв форму истерического смеха, вырвались давно подавлявшиеся эмоции. Что это за эмоции – страх ли, радость ли – не знаю, но то, что они копились в нем, я чувствовал и раньше. Сейчас, в состоянии приличного подпития, я, конечно, не собирался заниматься с Виталием психоанализом. И даже наоборот, мало-помалу подключился к веселью. Через какое-то время мы уже ржали в полный голос, поочередно не давая друг другу успокоиться. Хорошей декорацией к этой безумной сцене могли бы послужить беснующиеся вокруг стихии, но тут как раз природа смолкла совсем и окончательно. То ли не хотела мешать нашему веселью, то ли приближался ветер-предвестник. И среди ее молчания, в отделанной новым мрамором ротонде на вершине сталинской восьмиэтажки посреди Хамовников, две фигуры в дорогих офисных костюмах ползали на четвереньках, бессильно обнимали подпирающие круглую крышу столбы, хлопали друг друга ладонями по спинам и выделывали еще много чего, говорящего о жизнерадостном характере и спокойной совести.
Кончилось все тем, что Виталя разом оборвал смех, перевесился через балюстраду, и его вывернуло прямо на свеже-зеленую кровлю, отремонтированную не так давно за наш счет в обмен на право прирезать ротонду к территории офиса. Потом он пьяным движением развязал свой дорогущий галстук, аккуратно вытер им рот, и выкинул галстук в провал двора. Тут-то я окончательно убедился, что Виталя здорово перебрал, и ему тоже хватит. В трезвом виде он славился патологической чистоплотностью. Я прекрасно помню взбучку, которую он устроил нашим курильщикам, когда те однажды повадились соревноваться, чей бычок улетит дальше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80