Выяснилось, что Судзуки всего несколько лет назад закончил «Токай», но каратэ не бросил, как это делает большинство выпускников, и даже добился больших успехов в каратэ, параллельно делая карьеру в вертолетостроительной компании.
На меня обрушился град вопросов: а сколько тебе лет? как давно занимаешься каратэ? а кем будешь по окончании университета? приедешь ли потом в Японию? не военный ли твой отец? Потом достали мою тетрадку и громко зачитали вслух мои впечатления о тренировке, деланно восхищаясь моими иероглифическими навыками.
Через какое-то время я почувствовал, что засыпаю прямо за столом. То ли японцы это заметили, то ли им развлечение «беседы с иностранцем» поднадоело, но меня вежливо выпроводили спать, чему я был только рад. На прощанье Маэда сунул мне в руки непочатый стакан виски. «Держи! Вдруг передумаешь и захочешь выпить перед сном!»
Я ввалился к себе в комнату, пристроил куда-то в угол злополучный стакан и повалился спать. И вновь меня посетил образ крепкого духом советского персонажа, которому немцы выдали, восхищенные его мужеством, краюху хлеба. Было три часа ночи.
Следующий день прошел как в тумане. Спас дневной сон.
Интенсивность тренировок явно возросла. После четвертого дня тренировок я понял, что у меня не осталось сил даже дойти до спортзала. Японцы стонали, но двигались в сторону зала. Моя походка из быстрой и пружинистой превратилась в медленную и торжественную.
Музыку в перерывах никто уже не включал, разговоры тоже практически прекратились. «Слушай, Ёсукэ! А зачем это все нужно? – не выдержав, спросил я. – Такие колоссальные перегрузки разве полезны?»
«Понимаешь, когда это закончится, и ты восстановишь силы, ты увидишь, насколько велик прогресс в твоем каратэ. Но и это не самое главное. Ты поймешь, что способен преодолевать себя, быть сильнее обстоятельств, и когда в твоей жизни возникнут серьезные испытания, ты вспомнишь, как тебе было трудно на гассюку, но ты выдержал, и тебе это поможет!»
Я тогда не очень поверил словам Ёсукэ, но сейчас, по прошествии лет, полностью убедился в правоте японца.
На пятый день вместо дневного сна я дошел до нашего общежития. Как странно было видеть скучающие лица советских однокурсников, лениво потягивающих пиво и бесконечно смотрящих телевизор! «О! Привет! Что-то ты похудел! – приветствовали они меня. – Кстати, хорошо что зашел. Нам завтра надо днем ехать в муниципалитет продлевать вид на жительство».
Тут-то меня и посетила мысль: а не пропустить ли под это дело дневную тренировку завтра? Отдохнуть, ведь пятый день уже, сил никаких не осталось!
Придя назад, я сказал японцам, что завтра днем мне надо ехать в муниципалитет. «То есть на дневную тренировку ты не придешь?» – сказал Ёсукэ, а Ода только хмыкнул. Я промолчал.
Процедура в муниципалитете города Хирацука, что в двадцати минутах езды на автобусе от университета, несколько затянулась. В университет я вернулся без десяти пять. Меня одолевали сомнения: был повод не ходить на тренировку, но если поторопиться, я вполне мог взять доги и появиться вовремя. Первый вариант казался очень соблазнительным. Но ноги сами принесли меня сначала за доги, а потом и в спортзал. Было три минуты шестого. Сэнсэй еще не появился, и все стояли в рядах, как обычно. Мое место никто не занял. Когда я вошел, японцы оживились: «Пришел, пришел!» – раздались радостные голоса. «Ты молодец! – воскликнул Ёсукэ. – Мы думали, ты больше не появишься». Мне сразу стало как-то легко, и я подумал, что сделал правильный выбор.
Зато на вечерней тренировке мне досталось. Последние полчаса, когда уже никто толком не мог передвигаться, здоровый, как трактор, двадцативосьмилетний «ветеран» Осима, неоднократный чемпион Восточного побережья среди студентов (есть и такой чемпионат), решил преподать нам уроки кумитэ. Сначала он поиграл, как кот с мышкой, с маленьким Набэсимой, потом еще с несколькими второкурсниками. И вот он посмотрел на меня.
Видимо, Осиме не очень понравилось, что иностранец, да еще с белым поясом, машет перед его носом ногами. Японец явно рассвирепел и в одной из контратак попал мне кулаком прямо по переносице, отправив меня в нокдаун: я упал, тут же вскочил, но было нестерпимо больно, так что я снова сел на татами.
Нос распух и болел, шестой день тренировок дался мне непросто.
После этого эпизода Осима стал демонстрировать знаки дружеского расположения, персонально правил мне технику ударов, попутно разъясняя пагубность ведения поединка в стиле «Сэнэ» – с прыжками и обилием ударов ногами. Собственно, более наглядно, чем поймать меня на контратаке ударом руки в нос, вряд ли можно было объяснить уязвимость избранной мною тактики поединка.
И вот настал последний день гассюку. Последняя тренировка. Пять часов вечера. Бреду к спортзалу. Ни эмоций, ни сил – ничего.
У входа в спортзал стоят Ода и Ёсукэ. Радостно улыбаются. «Маарерий! Сюрприз! Вместо последней тренировки идем в боулинг – в тот, где большая кегля на крыше!»
От радости я аж подпрыгнул. И откуда силы взялись!
«Ура! Пошли!» Остальные, оказывается, уже ушли в боулинг.
– Да, Маарерий! В восемь сегодня гуляем по случаю окончания гассюку, в ресторанчике рядом с кафе «Вольво». Не опаздывай! – сказал Ода.
– Хорошо! Обязательно!
– Да, кстати, Маарерий! Хотел тебя спросить – что ты выкрикивал, когда нас после 50 отжиманий заставили делать все заново?
– Да так, русские слова, – уклончиво ответил я, вспомнив, что только с помощью русских непечатных слов я смог выполнить еще 50 отжиманий.
В боулинге было оживленно, там собрались только студенты:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11