Такое впечатление оставляет и Аркадьев. Он церемонен, как выходец из тех времен, когда с младенчества обучали хорошим манерам, но прост, доступен, выслушает любого, кто его остановит. И все-таки он вне суеты, панибратства и говорливости футбольного мирка, по подтрибунным коридорам Лужников он проходит стараясь не задерживаться, с высоко поднятой головой. Он умолкает и тушуется, если оказывается затянутым в водоворот спора, где кричат, перебивая один другого. Но как он расплачивается с умеющими слушать! Он мастер неторопливого монолога для немногих, монолога, я бы сказал, в кресле или качалке. Мысль, вывод рождаются тут же, при вас, проявите чуточку терпения и извольте записывать, а после – публиковать без переделок. Какая жалость, что никто этого не делал!..
Тренеру не дано выстраивать свою судьбу. До 1952 года карьера Аркадьева была близка к идеалу. Еще до войны он получил состарившееся, захиревшее московское «Динамо», спрыснул его живой водой, и команда предстала новенькой, с иголочки, скроенной по последнему крику моды. Случаю было угодно так распорядиться, что пять лет спустя эта динамовская команда стала единственным равным противником клубу ЦДКА, которым руководил Аркадьев. Семь сезонов тянулась захватывающая распря двух команд, где были собраны лучшие игроки тех лет. Тогда-то и проявился созидательный дар Аркадьева! он конструировал игру в одно касание и сдвоенный центр нападения, вводил универсального игрока В. Соловьева, который был и форвардом и хавбеком, поощрял защитника В. Чистохвалова на наступательные набеги по флангу. Армейцы ходили в чемпионах и творили игру по своему вкусу. О чем еще мечтать команде и ее тренеру?!
После проигрыша нашей сборной югославам на Олимпийских играх в Хельсинки по непостижимым причинам расформировали армейский клуб. В опале оказался и Аркадьев. Он работал после этого еще долго, с разными командами, но заметных практических достижений не имел и свое понимание футбола вынужден был излагать главным образом как теоретик.
И кто-то уже пожимал плечами: «Знаем, Аркадьев блистал только при хороших игроках…» А разве это способно очернить? Каждый тренер нуждается в обстоятельствах и условиях, которые отвечают его знаниям, характеру, личности. Одним удается «железной рукой» выжимать из игроков максимум возможного, другие, наподобие лоцманов, умеют, ловко изворачиваясь, провести средненькую утлую команду среди турнирных скал, не растеряв ни одного «очечка» из заранее вычисленного минимума, третьи строят свое и команды благополучие на посулах и заигрывании. Аркадьев, не будучи человеком практической складки, как мне кажется, не умел ни того, ни другого, ни третьего. Получая же сильных футболистов, он давал волю воображению, и в игре мы угадывали его оригинальную режиссуру. Каждому свое. Доводилось мне не раз видеть, как тренеры не умели распорядиться и хорошими игроками…
Сталкиваясь с деликатностью, с мягкими манерами Аркадьева, естественно рассчитывать и на его покладистость, уступчивость. Да не тут-то было!
Команда, которую он тренировал, играла за границей официальную встречу. Закончилась она с нулевым счетом, устраивавшим нашу сторону. После матча, как водится, был прием в ресторане. Помню, сидели мы возле бассейна, где шумели искусственно нагнетаемые голубые волны, кругом белые скатерти, белые курточки официантов, на эстраде певица, всю свою мелодраматическую жестикуляцию нацеливавшая на столики гостей-футболистов. И вот во время этой идиллии к Аркадьеву припорхнула стайка местных репортеров. Я сидел рядом и слышал это уникальное интервью.
– Что вы можете сказать о матче?
– Матча как соревнования в футбольной игре не было.
Он был сорван вашей командой, которая вела себя хулигански.
– Но, может быть, все-таки кто-либо из наших игроков вам понравился?
– Нет! Никто и не мог понравиться: они все в равной мере хулиганы.
– Что, и вратарь?
– Вратарь? Отъявленный хулиган!
Вспоминать тот матч не хочется. Скажу одно: когда бы я ни встретился с польским журналистом Александровичем, который прежде был судьей международной категории и судил тот матч, он закатывает глаза, берется за сердце и со вздохом произносит: «Ничего подобного в моей практике не было. Я не мог дождаться, когда истекут полтора часа… Вы помните этот кошмар?! Как я был признателен вашим футболистам, что они не отвечали на грубость…»
…Трудно представить человека более несхожего с Аркадьевым, чем Виктор Александрович Маслов. Грубо – здоровенный, с мощным животом, с шеей борца, с венчиком седых волос на рано облысевшей круглой голове, с подвижными черными бровями, он ни дать ни взять монах-греховодник из «Декамерона». От него веет энергией, он напорист, горласт, резко осаживает собеседника, соленое словцо для него не ругань, а то, чем он восполняет пробелы в своем словарном запасе. К разговору с ним надобно приноровиться, и быстро это не удастся. Он наблюдателен, памятлив, мысли выражает темпераментно и нетерпеливо. В первое время его речь напоминает записку из бутылки, брошенной в океан капитаном Грантом: загадочные, не связанные между собой фразы, пересыпанные энергичными междометиями. Если его прервать и переспросить, в ответ последует: «Да как же вы не понимаете? Это же дважды два…» А если переспросит человек ему мало знакомый или несимпатичный, Маслов пренебрежительно махнет рукой и отрежет: «Ну если вы этого не понимаете, нам говорить не о чем!»
Что это, грубость, самомнение? Немало людей моей профессии, напоровшись на Маслова, именно эти грехи ему и приписывает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70