Сквозь латунную оконную решетку, полускрытую белыми кружевными занавесками, Хартер видел, как удаляются их затылки.
Еще час Хартер безуспешно пытался заснуть, а затем после долгого душа и двух чашек кофе поехал за город. Сахарные клены уже меняли цвет; на далеких холмах они походили на раскрашенные леденцы. Маленький белый знак вывел его на знакомую грунтовку под пологом ветвей, и вскоре он подъехал к старому красному сараю, набитому книгами. Темные проходы под редкими голыми лампочками пахли сырой древесиной. Хартеру нравилось читать о Войне за независимость – временами он подумывал написать довольно пространное эссе о влиянии мушкетов, заряжаемых с дула, на стратегию кампании, но из этого так ничего и не вышло. Он просматривал монографию о данберийской кампании [3], когда боковым зрением заметил в конце прохода Марту в темно-синем плаще. Резко вздохнув, он тут же осознал ошибку: эта женщина старше Марты, крупнее, да и вообще не похожа. Втянул воздух в легкие – он явно задыхается.
Хартер сунул книгу обратно на полку и пошел по тускло освещенному сараю навстречу ясному дню.
Красный сарай, синее небо. Вдоль стены тянулись стеллажи, набитые книжками в мягких обложках, располосованные светом и тенью. Девушка лет восемнадцати склонилась над книгами в тени. Внезапно она повернулась к ослепительному солнечному свету, и что-то мгновенно сверкнуло – может, крошечная сережка? Очень короткие зачесанные набок соломенные волосы, жесткие на вид джинсы, закатанные на икрах, белая рубашка с длинными рукавами закрывает ягодицы.
Вспышка о чем-то напомнила Хартеру – о чем-то на краю сознания, – но, услышав его шаги по гравию, девушка обернулась, а прежде чем вернуться к книгам, на секунду задержала взгляд. И Хартер мгновенно с уверенностью понял, что она доступна, можно завязать с ней разговор, может, даже смотаться с ней в загородную гостиницу выпить чашку кофе: она ведь задержала взгляд на эту секунду. Он ей все расскажет. Ее тронет его несчастье, она протянет руку через стол и накроет его ладонь – и Хартер, повернувшись и направляясь к машине, ибо все это невероятно и абсурдно, вообразил, что в пространстве скрещенных взглядов она разглядела в угрюмом лице незнакомца тайное горе.
Дома Хартер тяжело рухнул на кровать, но даже с закрытыми глазами ощущал тревожно быстрое биение сердца. Он почти чувствовал, как мчится по венам кровь, торопясь достичь крайних пределов тела – пальцев на ногах, пальцев на руках, гудящего черепа. Человечек остановился внезапно, будто его ударили по лицу. И Марта – вытянулась в своей бледно-лиловой ночнушке, сморкается в розовый носовой платок – про розовый платок-то он и забыл. В комнате было почти темно. Марте не нравился на тумбочке ночник с этой яркой, все высвечивающей лампочкой, и в первую ночь она проявила упорство, выудив откуда-то нечто вроде фонаря с толстыми красно-синими стеклами. В каждый приход Хартера фонарь стоял в комнате, тускло, романтически ее освещая. Фонарь позволял Марте преодолеть – до некоторой степени – предельную скромность, которая поначалу казалась Хартеру такой трогательной, но потом стала все больше раздражать. Человечек вошел тихо – Хартер не помнил, как повернулась дверная ручка, – широко шагнул в комнату, а потом вдруг замер. Ничего не сказал, только стоял сурово, пока Хартер возился с дурацкими пуговицами. И теперь Хартер вспомнил, как Марта – пряди волос прилипли к мокрым щекам, – точно вдруг застеснявшись, натянула ночнушку на грудь, – большая смущенная девочка. На несколько секунд перестала плакать и уставилась на человека у двери. Тот не двигался. Хартер пожалел, что не слушал внимательнее то немногое, что она о нем рассказывала. По правде сказать, он вообще не хотел думать о ее муже. Предельно ясно дал Марте понять: он хочет, чтобы его избавили от деталей ее семейной жизни. Марта по своей раздражающей привычке отказывалась недобро говорить о людях, но однажды проговорилась, что
ее муж «упрям». Хартер не просил привести примеры. В другой раз сказала, что муж «старомоден», и Хартер почему-то решил, что тот носит до блеска начищенные туфли с дырочками на носах и предпочитает сворачивать носки в клубок. Хартер ни разу не задал ни единого вопроса о человеке, чью фотографию видел на бюро лишь однажды, – потом Марта завела привычку прятать портрет перед его приходом. У мужа была странная фамилия – Разумян. Много разъезжал.
Коммивояжер, что ли? Упрямый и старомодный человечек. Хочет встретиться с Хартером. Но зачем? Может, получить заверения. Хартер был не в настроении снова заводить волынку с извинениями, но решил, что пройти через это придется. Жена вас любит. Ей одиноко, вот и все. Мы просто случайно встретились – такое бывает. Все кончено. Ничего серьезного. Он прошипел какие-то слова.
Хартер открыл глаза и по желтому свету в окне понял, что близится вечер. Он проспал почти два часа. Заснуть ночью будет трудновато – а эти люди придут рано утром. Как он допустил, чтобы из него выжали настолько дурацкое обещание? В голове было тесно, точно она вот-вот распустится цветком головной боли, в желудке внезапно прокатилась нервозная волна. Хартер сердито сел. Ему нечего бояться сурового человечка и его странных друзей. Они встретятся, все обговорят, вот и все. Одна встреча, не более того. Хартер решительно скинул ноги с кровати, а когда ступни коснулись пола, вспомнил девушку, наполовину выступившую из тени под ослепительный солнечный свет. Что-то мгновенно сверкнуло – может, крошечная сережка? Она напомнила ему о чем-то, и он теперь знал, он знал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63