Ибо и здесь можно отметить огромное притягательное разнообразие театральных форм, что рождались вместе с зарождающимся искусством часовых механизмов и ограничены лишь особой природой самого искусства. Будучи искусством бессловесным, оно целиком строится на тонкой выразительности жеста – мнимое ограничение, которое под руками наших мастеров становится средством достижения величия. Ибо спектаклям, что идут от двадцати до сорока минут и сопровождаются необходимыми музыкальными эффектами, одна лишь музыка и требуется, чтобы выразить невыразимое и придать глубочайшим порывам человеческого духа отчетливую и устойчивую форму. Поэтому одни драмы напоминают балет, другие пантомиму, а третьи – немое кино; и все же это целиком их собственные формы, богатые, как сама фантазия, однако выдающие тайное родство друг с другом.
Но даже оставив за скобками множественность проявлений нашего кукольного театра, это самое реалистичное и механическое из искусств, что стремится к абсолютной имитации Природы, без серьезных оговорок считать реалистичным нельзя. Ибо, во-первых, рост механических кукол – не более шести дюймов. Один этот факт обессмысливает обвинение в узкой реалистичности кукольного театра по духу и сути. Мода на механических кукол в человеческий рост, имевшая место несколько лет назад, обошла нас стороной. Хорошо известна реакция на вульгарных кукол, которые изображали графа Орсини и появились в связи с широко разрекламированным визитом этой знаменитости к нам в город. Надо полагать, он слышит взрывы хохота по сей день. Но вне зависимости от маленького размера механических кукол, дело – в самой природе радости кукольного театра. Глупо отрицать, что радость эта – отчасти радость подражания, радость сходства. Радость целиком укрощенной иллюзии. Но именно она связана с другой радостью, что противоположна первой; или, возможно, сама радость подражания делится на две противоположные. Эта вторая радость, или же эта вторая половина радости подражания есть радость несхожести. С тайным удовольствием мы отмечаем каждую деталь, в которой иллюзия – не реальность, но всего лишь иллюзия; и тем эта радость сильнее, чем иллюзия неотразимей. Ибо мы не дети, мы помним, что находимся в театре. Натуральность кукольных движений и страданий на крошечной сцене лишь увеличивает наше благоговение пред мастерами, что вызвали их к жизни.
Мастера эти – в каждом поколении их не более двадцати или тридцати, – сами по себе есть высочайшее достижение суровой системы обучения, которая даже на низших стадиях способна порождать работы великолепного качества и чарующей красоты; замечательно, однако, что невзирая на редкие деловые предложения, метод их так никогда и не оформился в настоящую школу. Мастера по-прежнему в некотором роде произвольно отбирают учеников, те переезжают в мастерские и, по идее, должны целиком посвятить себя своему искусству. Разумеется, многие не выдерживают тягот такой жизни, что ограниченна и трудна сама по себе, и к тому же отнюдь не сулит богатства в будущем. Ибо любопытная правда заключается в том, что, несмотря на всеобщие восторги, мастера если и не бедствуют, то, по любым меркам, от богатства далеки. В качестве причин столь позорного положения дел приводится масса гипотез, и одна из самых фантастических гласит, что мастера так поглощены своим искусством, что не заботятся о внешнем комфорте. Но вряд ли это соответствует действительности. Мастера – не монахи; они женятся, у них рождаются дети, они обязаны кормить семью – да еще бремя учеников, не все из которых платят хотя бы за еду. Мастера – люди, как и все остальные, со всеми болями человеческих страданий в дополнение к тяжести сурового искусства. В самом деле, серьезные и печальные лица старых мастеров наводят на мысль о том, что они видели тайные несчастья. Поэтому гораздо более правдоподобное объяснение их недостаточного преуспеяния гласит, что трудоемкость их искусства существенно превышает его прибыльность. Театры процветают, деньги текут рекой; но создание одной фигуры с часовым механизмом занимает от шести месяцев до двух лет или более. Конечно, мастерам немало помогают старшие ученики, которым разрешено делать кисти рук и ступни или даже целые руки и ноги, а также часовые механизмы для наименее выразительных частей тела. Но все равно мастер-механик целиком несет ответственность за лицо и голову, а равно и за окончательную настройку куклы. И хотя раскрашивание задника сцены из полупрозрачного полотна – само по себе работа на много месяцев – почти полностью передается старшим ученикам, мастер тем не менее должен предоставить им оригинальные наброски; то же со многими другими задачами – например, тщательно подобранное освещение, что расцвечивает великолепную полупрозрачность и является неотъемлемой частью нашего кукольного театра. И, разумеется, – сама драма, хореография, порой – сложная музыка. Из-за всего этого наши ежедневные посещения кукольных театров не приносят значительного дохода мастерам, хотя управляющие театров непременно живут в лучшем районе города.
Технические таланты мастеров, их глубокое знание секретов часового искусства, впечатляют и даже вызывают беспокойство; однако технический гений еще не делает мастера мастером. Это становится очевидно, если посмотреть на некоторых учеников, кои в возрасте каких-нибудь тринадцати лет способны создать механическую куклу с анатомически безупречными движениями.
И все же они далеко не мастера, ибо их созданиям недостает некого таинственного качества, что словно заставляет подлинные шедевры кукольной механики думать, страдать и дышать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63