Ишь ты, повернута спиной к выходу из Ущелья,
согнулась над ребеночком-то, загораживает, стало быть. Как же, загородишь
от того, что тут было! Очень даже! Пескавин негромко рассмеялся. Такая
удача ему и не снилась. Мать, защищающая дитя! Да за такой классический
сюжет любой ненормальный коллекционер, а они все ненормальные, отвалит
кусков пятьдесят и не вякнет! Это вам не пальчики отломанные, это вещь!
За надсадным визгом резака (нечего было и думать тащить через перевал
ее всю, взять хотя бы верхнюю половину с ребенком - и то килограммов
пятьдесят) он не сразу услышал гул вертолета. А когда услышал, сделал все
как надо: разбрасывая снаряжение, кинулся вверх по склону, обходя нависший
снежный карниз, успел влезть и спустил лавину как раз тогда, когда из-за
поворота Ущелья показались бортовые огни. Уже совсем стемнело. Укрывшись
за гребнем, Пескавин наблюдал, как вертолет порыскал туда-сюда,
высматривая, потом завис, осветил прожектором сошедшую лавину с
выдавленным на поверхность рюкзаком, нетронутую лавиной мумию, валявшийся
рядом брошенный резак. Садиться не стал, повисел немного, развернулся и
унес свои огни и гул винтов туда, откуда прилетел. Мордам из охраны все
было ясно. Спугнули шустрого ломтика, ломтик кинулся бежать и угодил под
лавину. Туда ему и дорога. Пескавин тихо выматерился. Мумия уходила из-под
носа, нечего было и думать к ней возвращаться. С вертолета-то ее тоже
разглядели, запросто могут вернуться со специалистами и оборудованием,
выворотят по всей науке из снега, выковырнут и перетащат в зону обозрения.
Было обидно. Он вернулся в отель, не догадываясь о том, что завтра утром
будет настойчиво приглашен в пустой коридор. Утренний моцион вышел боком.
У себя в номере Пескавин первым делом обозрел себя в зеркало. Так и
есть, всего лишь маленькая ссадина в верхней части лба, почти не заметно,
но лучше будет зачесать волосы на другую сторону. Вот так. Совсем другое
лицо. Хм, а зачем оно нужно, другое лицо? Рискнуть? Можно и рискнуть, я
для них теперь козявка раздавленная, медуза на берегу, им, гадам,
предположить такую наглость и на ум не придет... Стой, дурак, сказал он
себе. Тебя же пожалели, они же сами имели глаз на ту мумию, а ты и нагадил
под носом, шкодник. Счастлив должен быть, что жив, светиться должен
радостью, петь и плясать должен, если порядочный человек, а не сукин сын!
Он порылся во внутреннем кармане куртки, полный скверных предчувствий,
вынул и развернул бумажку. Мало, ох, мало. Единственный пальчик, добытый
на давешней экскурсии, да и тот мизинец. Теперь он был сломан, раскрошился
на части от удара ботинком. Та-ак. Пескавин несколько раз сжал и разжал
кулаки, потом облизнул пересохшие губы. Съел, дружок, вкусно? Это тебе
Твердь, не что-нибудь, а где и когда на Тверди наносили одиночные удары?
Здесь не просто бьют, здесь добивают. Сам же и виноват, нельзя было все
надежды на будущее связывать с этой поездкой. Кто там сказал: светиться
радостью? Рифмач, если будет в настроении, сощурится, зевнет в лицо всей
пастью и под гыгыканье подпевал выдаст что-нибудь вроде: "Как здоровьице,
сынок, много бабок приволок?" - и станет ясно, что теперь самое время
начинать каяться, ползать на брюхе и плести слезливую ахинею. Занятие
вполне бессмысленное, но - ритуал, поучительный для многих. Никого не
интересуют басни - попытка выползти из-под Рифмача обнаружена и прощена не
будет. Тут хорошо, если какой-нибудь умник из молодых и неотесанных
сунется подсказать Рифмачу рифму, а Рифмач этого не терпит и непременно
возьмется сам насовать умнику в личность, а там, глядишь, и отложит на
время науку шустрому выползку. Но не забудет - это точно.
В кассе он обменял билет на корабль до Хляби ("Есть только на
грузовой рейс, будете брать?" - "Еще как буду"), сгреб сдачу и огляделся.
Глаза за ним вроде бы не было. Через фойе стадом шла большая группа
экскурсантов. Последний шанс, прежде чем исчезнуть, решил подразнить.
Сейчас эта группа прошаркает ногами по скользкому мрамору, пройдет мимо
касс, мимо автоматов с сувенирами, мимо двух скучающих сотрудников
внутренней охраны и погрузится в туристский автобус, галдя и предчувствуя
впечатления. И тогда шанса уже не будет, а будет нудное ожидание рейса,
попытки склеить поломанный пальчик и долгий путь в тесной грузовой банке,
где, говорят, даже коек на всех не хватает, так и спят по очереди, как в
подводной лодке. Пескавин оторвал лопатки от стены и, непроизвольно
оглядываясь, направился к выходу. Кажется, все было чисто. Никто не
двинулся, и даже знакомый фарцмейстер Детка, мелкий жучок из самых
лопоухих, который и сегодня, как всегда, торчал в дверях, выискивая
клиентуру, не повернул головы в его сторону. "Обратно только перевалом, -
решил он, ввинчиваясь в толпу и уже подмаргивая какой-то яркой девице. - В
крайнем случае с другим автобусом, впритык к рейсу. И в гостиницу не
соваться." Ему вдруг стало весело: он сообразил, что забыл в номере почти
весь остаток денег.

Туристский автобус-многоножка припал на один бок, в разинутую дверь
лезли экскурсанты. Пескавин забился на заднее сиденье. Группа была как
группа, ничего особенного, так, старички-путешественники, не считая двух
юнцов с мамашами. Последним пришел гид, крепкий малый с запущенной
бородой, похожий на инструктора по альпинизму. Пескавин мысленно
пририсовал ему моток веревки через плечо, молоток и набор крючьев у пояса.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3