И вдруг начинает с увлечением объяснять, что все не
так страшно, как мне кажется, нужно только уехать отсюда и переждать
несколько лет, а там все непременно изменится, не может быть, чтобы не
изменилось, не бывает такого...
Подобные разговоры длятся пять минут, а устаешь от них, как от
тренировки в подвале у дяди Коли. Парень по-своему прав. И я ничего не
могу для него сделать. Только лишь не трясти языком где попало, а ведь
парню большего и не надо... Иногда думаешь, что тот, кто придумал наше
общество, был ненормальным от рождения.
- Идите, - киваю обессиленно. - Зачет. И... удачи вам.
Благодарит. Уходя, оборачивается:
- Простите, Сергей Евгеньевич, а как вы узнали?
- В задаче у вас ошибка, - говорю, - такая дурацкая, что даже
талантливо.
- Спасибо, - говорит. - Большое вам спасибо. Я приму меры.
И примет. Скорректирует тактику, начнет репетировать перед зеркалом
пускание слюны и больше не попадется. Я таких знаю.
- Довгонос, ко мне!
Очередной экспонат моей кунсткамеры боком выползает из-за стола и
бредет ко мне в кабинку. Этот вполне натурален: на лице неизгладимые следы
интеллектуальной недостаточности, с виду ближе к олигофрену, чем к дебилу,
и вонюч вдобавок. Что у него, недержание? Это он хорошо придумал - пойти
учиться. Сидел бы лучше дома, ходил бы, если не лень, в другую кабинку...
А в моей кабинке миазмам некуда деться, кроме как мне в нос.
- Зачет! - кричу. - Пшел! Ф-ф... Вон отсюда! И дверь не закрывай!..
Следующий! Эй, следующий! Кто готов?
Люблю зачеты.

3
Что ценного осталось в институте еще с доледниковых времен, так это
обеденный перерыв и преподавательская столовая. Чисто, опрятно, несуетно,
салфеточные вигвамы на тарелках, а главное, можно быть почти уверенным,
что под видом голубцов или шницеля тебе не скормят пищевые дрожжи
четвертого сорта и такого же срока лежалости. Здесь все натуральное, по
крайней мере я так думаю. А та плесень, говорят, произрастает на нефтяных
фракциях, и неплохо, говорят, произрастает. Ну и пусть себе. На чем ей
придется произрастать, когда Глобальная Энергетическая начнет пожирать без
остатка все, что горит, хотелось бы знать. На фекалиях?
Здравая застольная мысль.
Над соседним столиком Гарька Айвакян с кафедры автоматики терзал
толстый антрекот. Жевал, тщательно собирал на вилку зелень. Вообще-то он
Гагик, а не Гарик, о чем сам уже вряд ли помнит. Москвич в энном
поколении, в смысле родного языка не владеет даже акцентом, так называемой
этнической родины в глаза не видел, и во сне она ему, наверное, не снится,
так он ее пытается уловить через кинзу и всякий прочий силос. Тоже способ.
При моем появлении Гарька отвлекся от этого занятия и вонзился в меня
взглядом.
- Ну, - спросил, - как?
- Изыди, - попробовал отбиться я. - Как обычно.
- А как обычно? - тут же прицепился он.
Я вздохнул.
- Гаденыша одного сегодня отловил. Ржавченко убили. Кретинов опять
суют - учи, говорят. Чего тебе еще? Все нормально. А у тебя?
- И у меня нормально, - сказал он и снова включился в борьбу с
антрекотом.
Очевидно, мои новости Гарьку не заинтересовали. Даже странно. Его
зеленью не корми, дай выяснить чужую позицию по основным вопросам
мирозданья. О том, что теснота общения, как вообще всякая теснота,
противна человеческому духу, он думать не хочет и на инспирированную им же
грубость не реагирует.
А может, сегодня ему просто-напросто достался жесткий антрекот?
Я не спеша доел голубцы и сунул тарелки в дробилку. Обеденный перерыв
кончался. Я задумался. По идее, мне сейчас следовало поспешать на кафедру,
и поспешать рысью, потому что мне платят деньги не за то, что я в столовой
думаю о фекалиях, а за то, что я всегда там, где мне нужно быть, а быть
мне сейчас нужно в лаборатории. С другой стороны - я заметил, что иду уже
медленнее - сегодня мне туда идти как раз не обязательно, Сельсин скорее
всего уже утвердил вместо меня Вацека, так что плюну-ка я лучше на все
отравленной слюной и поеду к Дарье. Тем более что нынче дополнительное
занятие и придут только изгнанные с предыдущих лабораторок за
неподготовленность разгильдяи да еще хворые с бумажками о хворобах, - эти
две категории обучаемых сильнейшим образом пересекаются. Вацек справится.
Не забыть бы поговорить насчет него с дядей Колей.
Наверное, я все-таки соскучился по нормальным людям - иначе не
объяснить, почему я свернул к лабораторному корпусу. Вацек так Вацек.
Сейчас я воспринял бы даже Хамзеевну.
Должно быть, прежде, в былые времена башня лабораторного корпуса
смотрелась неплохо, умиляя прохожих конструктивистскими изысками прошлого
века, - но теперь здорово напоминала гигантский заснеженный пень. Здесь,
сколько я себя помню, расчищали только дорожку перед входом: во-первых,
снегоедам было негде развернуться, а во-вторых, на кафедре после
продолжительных дебатов возобладало мнение, что в снегу теплее. Снегу
навалило по третий этаж, и сквозь могучие завалы, вроде последнего привета
от утопленников, просачивался слабый оконный свет. По вечерам это было
даже красиво. Сейчас вокруг корпуса крутился туман: на Красноказенной со
вчерашнего дня яро ломали асфальт и крушили экскаватором обогревательные
трубы, а зачем - поди пойми. На тротуарах и не думало подтаивать, лишь
стих ветер и все так же падал ленивый снег, сеялся вертикально черт-те
откуда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12