Грузчики недовольно зароптали, но мешки таскать стали проворнее.
— Благодатная земля, святая! Сама солью исходит, — Яков Аникиевич посмотрел на Карего. — Погодь пару годков, набурим скважин, да варниц наставим, по несметным богатствам же ходим! Сам узришь: потекут сюда люди со всей Руси! К сытости, житию размеренному да покойному, суду праведному, милосердному. Здесь, подле Великого Камня, и лежит она, мечта людская о святой землице Белозерской.
— Такими словами бы мед пить, да что-то кишки от соли сводит, — пробурчал стоящий за Даниловой спиною казак.
Загрузив телеги доверху, грузчики устало столпились возле подвод, отряхивая спины от пробившейся сквозь полотно соли.
— Добро, мужики, добро! — Строганов степенно оглядел грузчиков. — Истома! По такому случаю вели после молебна поднести каждому по чарочке!
Яков Аникиевич неспешно перекрестился и подал священнику знак начинать молебен.
***
После молебна Яков Аникиевич пригласил Карего для тайного разговора в потаенную, глухую комнату.
— Как тебе, Данила, чертовы камни? — прищурился Строганов в полумраке.
— Изрядное зрелище. В грозе особливо, — Карий вспомнил разверзшиеся хляби небесные и отказавшееся служить тело. — Пастушонок на них поскользнулся. Чуть не разбился насмерть.
— Мудрено ли? У юраков они навроде нашей святой земли, — Яков Аникиевич положил руку на стол, а затем перевернул ее ладонью к верху. — За Камнемто, по другую сторону, кругом низины да топи, будто наша изнанка. То и уцепилися за Каму да Чусовую. Иначе зачем было бы кровь проливать: земля в Сибири краев не имеет!
— Дождались. Идет войною Пелым.
— Идти-то идет, да только проспал Бегбелий свое счастье, не захотел зимою зад поморозить. Теперь в городке засядем, да перекидной мост разберем. Тут тебе Чусовая течет, а тут Сылвенка — ни развернуться коннице, ни подтащить тараны, ни лестницы на стены надвинуть. Да и стрелами нас не достать — далече. А вот мы угостить пулями спроворим! Были бы у Бегбелия струги с пушками, попытал бы удачу, а так одни хлопоты.
— Выходит, нечего переживать, — Карий посмотрел на Строганова. — Укрепляй стены, пушки да пищали пристреливай, благо ружейного зелия Григорий Аникиевич прислал не поскупяся.
— Так-то оно так, — выждав паузу, ответил Яков. — Только порушат все вокруг, подлецы. Деревеньки, да починки пожгут. Да и дров за зиму знатно заготовлено.
— Никак, Аникиевич, сам решил идти на Бегбелия? Первым ударить хочешь?
Строганов покрутил на столе ладонью, да и сжал ее в кулак:
— Знаешь, как про таковое Аника сказывает? Нет? Так послушай: «Тихо пойдешь — беда догонит, шибко поедешь — догонишь беду сам». Вернее и не удумаешь.
Строганов встал на ноги и, подойдя к Спасу, пристально посмотрел в строгие немигающий очи:
— Пелым на Купалу придет, верный человек донес. Знают, черти, когда русского голыми руками можно брать!
Яков Аникиевич повернулся лицом к Даниле. Смотрел на странного, темного человека, ему непонятного, и на вид совсем не лютого, но которого страшился сам Аника, которым восхищался Григорий.
— Накануне набега пойдут о походе волховать. На Змеином камне шаман их камлать для Бегбелия станет. Охраны с ним десятка два стрелков. Так что возьмешь проводника…
— Понял, Аникиевич, — Карий прервал Строганова, не дослушав. — Не надобно Петруше со мной идти. Сыскать дорогу труда не составит, а малец по неопытности пропасть может.
— Да ты не думай, что одного супротив ихней своры засылаю! — разгоряченно сказал Строганов. — Отбери, для прикрытия, десяток пищальников. Да своих людей возьми. Может, милует Бог, и взамен большой, обойдемся кровью малою?
***
— Эй, Коваль, никак в кузне спишь! Али след твой отселе простыл? — Василько постучал плетью по козырьку кузни. —Давай, выходи, скажу чего!
Из-за скрипнувшей двери показался огромный, закрытый кожаным фартуком живот, вслед за которым из кузни вынырнула большая безволосая голова.
— Почто баламутишь? — Никита схватил коня под уздцы и с силою потянул вниз.
— Ты того, не балуй! — вскрикнул казак. — С дурной силищей свалишь моего Монгола!
— А-то! —ухмыльнулся кузнец. — Порой и кузнецу забава не в грех!
— Будя шутковать. С делом пожаловал, — Василько спрыгнул с коня и указал на копыта. — На каменьях-то ваших подковы разболталися, аж ходуном ходят! Перековать надобно.
— Отчего ж не перековать, ежели взяться умеючи, — согласно кивнул кузнец. — Только слез ты понапрасну. Прежде лошадиный ход смотреть стану.
— Эка невидаль!? Не продавать, ковать привел! Ты еще в зубы погляди!
— Зубы мне ни к чему, — кузнец ласково провел ладонью по лошадиной шее, — а вот шаг смотреть буду. Коли размет есть, али косолапость, да хромота малая сыщется, так и ковать следует по-особому. Иначе на каменьях копыта вмиг погубишь!
Заставив казака прогнать коня шагом и рысью, кузнец утвердительно кивнул головой:
— Без изъяна ступает, по-доброму!
— А ты думал! — с гордостью ответил казак. — Сам Григорий Аникиевич Строганов за службу пожаловал!
Никита подошел к разгоряченному Монголу, потрепал по гриве и, надавив рукой на лопатку, легко согнул переднюю ногу…
Вглядываясь, с какой поразительной легкостью и быстротой работает кузнец, как терпеливо и покорно послушен его рукам норовистый Монгол, Василька подумал, что не напрасно за кузнецами утвердилась слава ведунов да знахарей.
— Ковали, сказывают, того… — казак замялся, снял шапку и, в сердцах махнул рукой. — Слышь, Никита, заговори меня от смертных ран.
Кузнец прищурился, испытующе вглядываясь в Василькины глаза.
— От сабель, пик, да каленых стрел могу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78