..
смеясь над изумленными горами, над плывущими по течению листьями, над
самим собой и надо мной.
-- И нет мечей, но есть ручей -- смеясь и лопоча,
Несется он своим путем, своим Путем Меча,
Сам по себе, один из двух, закончив давний спор,
В глуши отрогов Сафед-Кух, заветных Белых гор...
Двое людей, мирно беседующих между собой, неторопливо приблизились к
ручью-Блистающему, не останавливаясь, вступили на его поверхнгость и по-
прежнему медленно двинулись вниз по течению. Отойдя на десяток шагов, один
из них обернулся через плечо и приглашающе махнул рукой -- присоединяйтесь,
мол!..
И я, невесть каким образом оказавшийся в ножнах у Чэна на поясе, не
раздумывая, качнулся и хлопнул Чэна по бедру, а он улыбнулся и ответно
помахал удаляющимся людям правой, железной рукой -- иду, иду, подолждите
меня!.. и когда мы вышли нга ручей-дорогу, на меч-дорогу, то у рукояти заржал
привязанный к ней, как к коновязи, черный жеребец -- и Чэн, распустив узел,
подобрал поводья и легко прыгнул в седло, а я звонко ударился о круп ржущего
Демона У, и скрепы ножен сверкнули под лучами полуденного солнца.
Потом я краем лезвия посмотрел вперед, и увидел, что вместо двоих дюдей по
Пути Меча идет всего один, удивительно похожий на обоих сразу, и немного --
на Коблана, и еще на Друдла, и... и, наверное, это было невозможно, но это
было, и я был счастлив оттого, что это было.
Копыта коня ударились о дорогу, расплескивая ее гладь, и мы двинулись
вперед.
От рукояти -- в бесконечность.
-- Легенды -- ложь, легенды врут, легенды для глупцов,
А сталь сгибается, как прут, в блестящее кольцо,
И нет начала, нет конца у этого кольца,
Как рая нет для подлеца и меры для скупца...
И поэтому я даже не удивился, когда в ответ Демону У раздалось ржание иного
жеребца, того гнедого призрака, на котором мы с Чэном уже неслись когда-то
через город-призрак, через пылающий Кабир восьмисотлетней давности...
гнедой ржал, пока его отвязывал от рукояти Пути Меча невысокий стройный
человек в знакомом доспехе и с ятаганом у пояса, тяжелым ятаганом с простой
рукоятью без самоцветов и серебряных насечек.
"Фархад! -- хотел позвать я.-- Фархад иль-Рахш!.."
Но Фархад иль-Рахш и Абу-т-Тайиб аль-Мутанабби уже проскакали сквозь
нас, и вновь мы остались одни -- я, Чэн и несущийся во весь опор Демон У, и
путник впереди, и рукоять позади, и Белые горы Сафед-Кух вокруг, и...
"Одни? -- рассмеялось небо над нами.-- Одни? Одни против меня?!"
-- Мне снился сон. Спроси -- о чем? Отвечу -- ни о чем.
Мне снился сон. Я был мечом. Я был тогда мечом.
Я был дорогой и конем, скалою и ручьем,
Я был грозой и летним днем,
Прохожим и его плащом,
Водою и огнем...
2
Проснувшись, я некоторое время просто лежал рядом с Чэном, чувствуя на себе
спокойную тяжесть его правой руки и разглядывая приспущенный полог
шатра.
Два дня дороги от Мэйланя сюда, почти к самой границе песков Кулхан,
порядком утомили меня. И даже не столько утомили, сколько заставили
частенько ощущать себя лишним, неумелым лжецом, словно я зачем-то нацепил
ворованные ножны Шешеза Абу-Салима и пытался убедить окружающих, что
на самом деле я -- ятаган фарр-ла-Кабир
Я лежал и лдениво перебирал в памяти горсточку событий, которыми были не
ст
оль богаты прошедшие дни...
... Потерявшее двоих своих братьев семейство Метательных ножей Бао-Гунь,
равно как и их Придатка, знахарку Ниру, все время приходилось сдерживать --
иначе они непременно бы загнали свою лошадь, пытаясь повторить небывалый
суточный перегон от деревни Сунь-Цзя до Мэйланя, а заодно и всех остальных
коней и половину людей. Тем не менее, ехали мы достаточно быстро, лишь
дважды в день устроив короткие привалы, на которых я помимо воли отмечал
несовершенство тел Придатков и лошадей -- они нуждались в еде, питье, а
также в гораздо более длительном отдыхе, чем мы, Блистающие, что
существенно замедляло наше продвижение.
Странно -- раньше я никогда не размышлял ни о чем подобном вспринимая
действительность такой, какой она вышла из кузницы Небесных Молотов.
Порядок вещей какзался естественным и единственно возможным; да он и
сейчас был таким, но... за все нужно платить. Люди и животные платили
быстрым разрушением тел за свою подвижность, а мы, Блистающие --
невозможностью самостоятельно передвигаться так, как нам хотелось бы, за
долгий век и застывшее совершенство своих стальных тел.
Вот так-то... подумали, посетовали на жизнь и поехали дальше.
... Ехали почти не разговаривая. Метательные ножи, я с Обломком, Заррахид с
Саем -- во главе отряда; чуть отстав -- Пояс Пустыни, Но-дачи и Кунда Вонг, а
за ними и все остальные.
Поглядывая время от времени на скачущих позади Маскина Тринадцатого и
Эмраха ит-Башшара, Я-Чэн всякий раз отмечал ту легкость и уверенную
посадку, с которой они держались в седле; и кривые ноги Эмраха обнимали
бока жилистой буланой кобылы с той же естественностью, что и Пояс Пустыни
-- талию своего Придатка.
Лишь теперь Чэн-Я начал понимать, отчего неугомонный Друдл в свое время
прозвал харзийца Конским Клещом. Да уж, отнюдь не за въедливость или
привычку цепляться к собеседнику хуже репейника... Что-что, а обращаться с
лошадьми Эмрах умел. И Кос с Заррахидом, и Кунда с Фаризой, и Но-дачи с
Асахиро, и даже Ниру с ножами Бао-Гунь -- все они выгодно отличались от
Меня-Чэна знанием конских статей и повадок, но до ит-Башшара и Пояса
Пустыни им было далеко.
Впрочем, выносливость и ровный шаг Демона У частично скрадывали нашу
относительную неумелость, и я довольно быстро приловчился не хлопать
раздражительного Демона по боку, когда не требовалось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169