..
-- ... и зрители чувствуют это, потому что они такие же, как и мы, они способны
со-чувствовать, со-переживать, быть со-Беседниками! А если нет...
-- ... а если нет -- они смотрят на нас со страхом и уважением, и помыслы убить
нас умирают в них, не родившись... потому что огненные ручьи их злобы, их
гнева и ярости влились в наше море, впитались в нашу душу, и бесследно
растворились в нашем спокойствии...
5
Вот почему в Кабире не мог объявиться хромой табунщик-убийца! И злоба, и
страх, и ярость -- все это с рождения свойственно и человеку, и Блистающему,
но нас с малолетства учат обуздывать эти чувства, перемалывать их на
внутренней мельнице спокойствия, проходить путь от ремесла к искусству и,
минуя кровавую битву, творить Беседу. А если мы молоды и еще не способны
до конца постичь тайну сотворения воинского искусства -- нам помогают
другие, более мудрые, более спокойные, дальше прошедшие по Пути Меча. Все
вместе, мы сделали этот шаг от орд Диких Лезвий и диких завоевателей к
Блистающим и людям.
И этот шаг тоже был искусством.
А здесь, в Шулме, в нашем прошлом, ремесло по-прежнему остается ремеслом,
умелое и быстрое убийство остается залогом собственного выживания, и боевая
ярость кипит, не переплавляясь в душай неродившихся мастеров, и брызги этой
лавы солоны и багровы...
Но тогда мы -- мы, кабирцы, дети эмирата -- неужели волею судьбы мы все
отступили на шаг назад, попросту вернувшись к кровавому ремеслу?
Хороший вопрос.
Есть ли на него хороший ответ?
Я чувствовал, что ответ уже брезжит где-то на краешке моего сознания, и
попытался ухватить его за вихор, не дать, ускользнуть -- и не дал.
Ответом была стена.
Стена, тупик, в который уперлись мы -- и люди, и Блистающие эмирата. Мы
отточили до почти немыслимого совершенства лезвия клинков и Мастерство
Контроля; Беседы наши стали изящны и молниеносны, а мы сами -- учтивы и
беззаботны; мы наслаждались жизнь и своим искусством, мы забыли о истоках
-- грязных, кровавых, но человеческий ребенок тоже рождается в крови и
стонах, а Блистающий -- в огне и грохоте...
И мы действительно разучились убивать. Мы отсеклиэту часть бытия -- и я
утверждаю, что это плохо, какими бы ужасными не показались мои слова.
Потому что настал день, когда искусство столкнулось с насилием, и не смогло
ротивостоять ему -- мертвый шамшер в пыли, моя отрубленная рука на
турнирном поле, Друдл и Детский Учитель в проклятом переулке!
Чистое Искусство отвергло Ремесло, из которого когда-то родилось, потом
попросту забыло о существовании предка -- и поплатилось за забывчивость.
Тусклые и батиниты были неправы и правы одновременно; так же, наверное,
как и мы.
А сейчас... сейчас мы умеем убивать. И умеем не убивать. Мы не всемогущи, и
силам нашим есть предел, но мы способны выбирать, и дело не в ремесле и
искусстве, не в жизни и смерти, а в выборе, который наш и только наш.
В свободном выборе.
В выборе между огнем Масуда и водой Мунира.
-- Выбор...-- задумчиво произнес Обломок, о котором я совершенно забыл, как
и о том, что поглаживаю его рукоять рукой аль-Мутанабби.-- Сделать шаг
вперед, отказаться от ремесла и убийства, обретя искусство и радость... А если
сделать еще шаг? От искусства -- куда? Что -- там? Там, где, быть может, все
сливается воедино, где нет ни жизни, ни смерти, ни убийства, ни отказа от
него...
Что -- там?
Ремесло.
Шаг.
Искусство.
Шаг.
Что дальше?
Сумеем ли мы сделать этот шаг? Или мы уже шагнули, сами того не сознавая?
Еще один шаг по Пути.
Пути Меча.
Глава двадцать четвертая.
1
-- Щепоть сушеной травы чимук, два очищенных корешка-сухороста,
полгорсти толченой желтуницы, топленое масло...
-- Ты запомнил все с первого раза? -- шаман удивленно глянул на Коса.-- У тебя
хорошая память. Почти как у меня.
-- Я не запомнил,-- в свою очередь удивился ан-Танья.-- Я записал.
И продемонстрировал шаману свои записи.
Слово "записал" Кос произнес по-кабирски, поскольку по-шулмусски его не
знал. Как, впрочем, и я. Но шаман догадался.
-- Записал? -- повторил Куш-тэнгри по-кабирски.-- Вот этими значками? Все,
что я говорил? Да?
Кос утвердительно кивнул.
-- Говорящие знаки,-- задумчиво протянул Неправильный Шаман, почесывая
кончик своего внушительного птичьего носа.-- Знаю. У нас тоже есть. Но
другие. Ими нельзя записать то, что я говорил.Только самое простое. Пять
дюжин воинов ушли в поход. Вернулись три дюжины и еще два. Сожгли
стойбище маалев. Вот такое. Ваши знаки разговорчивее наших. Потом
научишь.
-- Научу,-- охотно согласился Кос, а я вдруг обратил внимание, что при
разговоре с шаманом ан-Танья держится особопредупредительно и
безукоризненно-вежливо. Стараясь не смотреть в глаза.
Ну, тут я его понимал...
-- Научу,-- повторил Кос и помахал в воздухе своим листком.-- А вы что, все это
дословно помните? Я имею в виду -- вы, шаманы..?
-- Конечно,-- равнодушно бросил Куш-тэнгри, подумал и уточнил.-- Мы,
шаманы. Воины не помнят. У воинов ветер в голове. Все слова выдувает. А нас
с детства учат видеть и помнить. Или помнить и видеть. Вот...
Он мельком покосился на кучку ориджитов, отправившикся под
предводительством Коблана обустраивать походную кузницу; покосился и тут
же отвернулся.
-- Сколько человек? -- резко спросил шаман.
Как кнутом хлестнул.
Кос, тоже сперва глянувший в ту сторону, а потом снова воззрившийся на
Неправильного Шамана, задумался, стараясь не поворачивать головы к
ориджитам.
-- Восемь,-- неуверенно заявил ан-Танья.-- И Коблан с тохтаром.
-- Семь,-- отрезал шаман.-- Семь ориджитов, ваш кузнец и хитрец Тохтар. Кто
из них в шапках, кто -- без?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169