Почему-то вид оружия не успокоил
меня, как бывало обычно. Не так блестела сталь, не так лежал меч, не так
стояла разветвленная пика.
Все было не так.
-- Он...-- Чин запнулась и поспешно отпила из своей пиалы.-- Он скрылся. Мне
Фальгрим и Диомед рассказывали, а суматоху на турнире я и сама видела,
только не понимала ничего. Но нашлись люди, которые вроде бы заметили
похожего человека в караване, уходящем в Мэйлань...
Она вдруг резко замолчала, поняв, что сболтнула лишнего.
Да, наверное, мне действительно не стоило бы этого знать.
Наверняка -- не стоило. Но что сказано -- то сказано.
-- После его... э-э-э... его бегства в городе больше не случалось ничего
необычного? -- как можно спокойнее поинтересовался я. Проклятье, все время
приходится следить за своими руками...
Чин нахмурилась и плотно сжала губы. Она явно колебалась. Но сделавший
первый шаг обречен на второй.
-- Трое убиты и два человека ранены за последние две недели. Раненые дали
описание двоих...-- она долго не могла подобрать подходящего слова, так и не
нашла его и тихо закончила.-- Но их так и не обнаружили.
-- Это не он?
-- Нет. Даже не похожи. И оружие совсем другое. Я не понимаю, Чэн...
На глаза ее вдруг навернулись слезы, и от недавней сдержанности не осталось и
следа. Передо мной сидела просто испуганная и растерянная девушка, и мне
хотелось утешить ее, защитить от всех и вся -- если бы не я сам был причиной
испуга Чин, не сумев защитить себя самого...
Кто бы меня утешил?! Я смутно подозревал, что в том, что могло бы меня хоть
немного утешить, крылось что-то темное и страшное -- едва ли не худшее, чем
уже случившееся.
-- Чэн, я не понимаю, что происходит! Как... как может держащий оружие
пойти на такое?! Ранить, искалечить, а тем более -- убить! За что? И -- зачем?!
Это не прибавит к его имени ни гордости, ни почета, да и само имя придется
вечно скрывать! Я не понимаю... не могу понять... не могу!..
Она закрыла лицо ладонями, и слезой блеснул бриллиант в перстне на
безымянном пальце правой руки. Руки. Правой... О Изначальный кузнец
Джангар, неужели я навечно обречен с завистью смотреть на чужие руки?! Даже
если это руки любимой девушки...
Руки... и я успокаивающе погладил Чин по плечу уцелевшей рукой.
-- Не плачь, девочка. Люди, опозорившие свое право держать оружие, не стоят
самой крохотной из твоих слезинок. Нет, не пугайся, я говорю не о себе.
Возможно, я заслуживаю сочувствия или жалости, но позора нет на мне, и
прошу тебя не жалей Чэна из Анкоров Вэйских! Потому что может прийти день
-- и я стану недостоин жалости, но стану достоин позора. И в этот день
перестанет саднить моя кисть, оставшаяся там, на турнирном поле. И
созревший виноград моей жизни станет в этот проклятый день багряным и
горьким вином завершения...
Ладони Чин медленно разошлись в стороны, и она совершенно по-детски
уставилась на меня во все глаза -- но недетскими были испуг и надежда в этом
взгляде.
А я все пытался понять -- что же я сейчас наговорил ей?! Слишком сумбурно все
получилось, слишком порывисто и нелепо... Искренне говорил ты, Чэн Анкор
Однорукий, но словно и не ты говорил... вернее, не только ты...
Кто говорил вместе со мной? Чьи слова походили на язык древних поэм
безумного Масуда ан-Назри?
Кто предвидел страшное?..
... Хватит. Пора расслабиться.
-- А сейчас, благородная госпожа, позвольте вас пригласить? -- и я плавно
махнул обрубком в тот угол, где стояло наше оружие.
Продолжение нас самих.
-- Почту за честь, Высший Чэн. Но...
-- Никаких "но", госпожа! Кто, кроме вас и лучше вас, может мне вернуть
прежнее умение?
Чин внимательно поглядела на меня и молча кивнула.
И мы пошли к оружию.
Единорог словно бы сам скользнул в мою левую руку. И все же... Я никак не
мог избавиться от чувства неполноценности. И заранее понимал -- ничего не
получится.
Поддаваться мне Чин не станет -- я сразу же увижу и почувствую это. А в
полную силу...
К тому же меня все время подмывало перебросить меч в правую руку.
И я сознавал -- в какой-то момент, когда сознание уступает место мастерству, я
не выдержу.
Переброшу.
2.
... Силуэт всадницы уже давно растворился в лиловых сумерках Кабира, а я все
стоял у распахнутого окна, смотрел ей вслед и слышал -- нет, не цокот копыт по
булыжнику, но мелодичный перезвон оружия, звучавший, когда соприкасались
мой Единорог и Волчья Метла Чин. Только в сегодняшнем танце я оказался
слишком неуклюжим кавалером -- и звон выходил не таким радостным, как
прежде, срываясь зачастую на болезненное дребезжание...
Да и звучал-то он недолго. Мало того, что острие пики дважды замирало
вплотную к моей груди -- в довершение всего Чин удалось выбить
взвизгнувший Дан Гьен из моей левой руки, а такого до сих пор не случалось
никогда.
Никогда раньше.
Никогда...
Грустный вышел танец. Для обоих -- грустный. Теперь-то я знал...
Знал, что отныне мой удел -- грубая проза. Потому что поэзия поющего клинка
мне более недоступна.
И Чин тоже поняла это. Не могла не понять. Не думаю, что сейчас ей намного
легче, чем мне.
Впрочем...
Я стоял у окна и смотрел в сумерки, поглотившие маленькую Чин, которую
родные и близкие друзья иногда называли Черный Лебедь Хакаса.
Я был ее очень близким другом.
Улетай, лебедь...
3.
... Фальгрим явно задался целью всерьез споить меня. Он был излишне весел и
многословен, нарочито громко шутил (а голос у Беловолосого и так -- о-го-го!),
постоянно подливал мне вина и изо всех сил старался не смотреть на мою
укороченную правую руку, прятавшуюся в провисшем рукаве халата.
За последние три дня я в полной мере успел оценить деликатность моих
знакомых.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169