Вы не возражаете, если попозже я запишу это?
С такой Матушкой Ци беседовать было одно удовольствие.
-- Не возражаю,-- улыбнулся Чэн-Я.-- В обмен на ваш дальнейший рассказ.
-- О чем же мне продолжить? -- охотно откликнулась Матушка Ци.
-- О дне. О том дне, который проклинал Антара Абу-ль-Фаварис. О дне, когда
оружию стали давать имена. Любому оружию.
Старуха хитро сощурилась.
-- Этот день, молодые господа, растянулся на десятилетия. Если не на века.
Впрочем, мы никуда не торопимся...
5.
... Годы мира не ослабили Кабирский эмират. Хотя, впрочем, никто и не
осмеливался испытывать прочность его границ.
Всякий приезжий купец или лазутчик (что нередко совмещалось) непременно
обращал внимание в первую очередь на то, что практически все жители
эмирата и дружественных земель чуть ли не помешаны на умении владеть
оружием, отдавая этому большую часть свободного времени. Не только в
столице или других крупных городах -- повсеместно пять-шесть раз в год
обязательно проводились крупные турниры, каждый месяц происходило какое-
нибудь воинское празднество, и даже подростки из крестьянских семей
ежедневно упражнялись во владении копьем, ножом или боевым серпом под
строгим надзором седобородого патриарха.
Надо быть не правителем, а самоубийцей, чтобы рискнуть напасть на
обширную и могущественную державу, все население которой -- включая
стариков, женщин и детей -- состоит из профессиональных воинов!
Все видели купцы, все слышали лазутчики, да не все понимали и те, и другие --
потому что именно тогда, в последние годы жизни аль-Мутанабби, все чаще в
эмирате стали заговаривать об Этике Оружия, создавая по сути новый культ...
("Очень любопытно! -- оживился я, повторяя недавнее восклицание Матушки
Ци.-- Ведь, согласно нашим преданиям, примерно с этого времени пришла к
завершению эпоха Диких Лезвий, и наши предки впервые осознали свою суть,
назвавшись Блистающими. Кстати, история самых знатных родов -- если
отбросить недостоверный вымысел -- реально прослеживается тоже с третьего-
четвертого десятилетия после взятия Кабира. Вот, значит, как... а она говорит -
- Этика Оружия! Ладно, слушаем дальше...")
... Традиция давать оружию личные имена вошла в полную силу. Всякая семья
непременно имела фамильное оружие нескольких видов, передавая его по
наследству. Лучшие клинки торжественно вручались первородным детям в день
их совершеннолетия -- но в случае превосходства младших братьев или сестер
родовое оружие получали более умелые, не взирая на старшинство.
Оружие становилось символом семьи, знаком рода, и заслужить право ношения
фамильной святыни считалось делом чести...
("Ну да, это же с ИХ точки зрения! А мы говорили, что Блистающие стали
заниматься воспитанием и подготовкой Придатков. Опять же церемония
Посвящения...")
Поскольку оружие начали в какой-то степени отождествлять с его носителем,
чуть ли не приписывая мечу или трезубцу человеческие качества, то в домах
появились специальные оружейные углы и даже залы -- с отдельными
подставками для каждого меча, стойками для копий, алебард или трезубцев;
коврами, где развешивались сабли и кинжалы.
Изготовление оружия становится таинством, уход за ним -- ритуалом,
обращение с ним -- искусством. Фамильный меч клали у колыбели и смертного
одра, клинком клялись и воспевали его в песнях; оружие можно было хранить
только в специально отведенных для этого местах, и помещали его туда с
почетом; сломать клинок, пусть даже и чужой, считалось святотатством,
лишающим человека права на уважение в обществе.
Оружие не швыряли, где попало, передавали из рук в руки с почтительным
поклоном; при демонстрации его касались лишь шелковым платком или
рисовой бумагой...
Символ действительно становился святыней.
Поединки, связанные с решением каких-то споров и могущие завершиться
смертельным исходом, начинают считаться противоречащими канону Этики
Оружия. Аристократы брезгливо морщат нос -- много ли чести выпустить
кишки сопернику?! Тем более, что все в мире двойственно -- а ну как не ты ему,
а он тебе?..
Богатые люди начинают нанимать себе так называемых Честехранителей --
чтоб те сражались за них в случае решения вопросов чести, когда это уже
поединок, а не привычная Беседа. Но поскольку Честехранителями становились
в основном крупные мастера, то у них вскоре формируется собственный канон
отношений, согласно которому считается несмываемым позором убить или
ранить собрата по ремеслу (точнее -- по искусству!) -- куда большей доблестью,
куда более весомым добавлением к чести своей и чести нанимателя объявляется
умение лишь наметить точный удар, срезать пуговицу с одежды или прядь
волос с головы, распороть пояс и тому подобное.
(Ага, а вот это уже весьма и весьма знакомо!..)
Искусство Честехранителей почти мгновенно входит в моду и вызывает зависть
знати и простолюдинов, помешанных на владении оружием; и, как результат --
воинские искусства становятся неотъемлемой частью воспитания любого
человека.
Не воинское ремесло, а ВОИНСКОЕ ИСКУССТВО.
И так проходят годы, десятилетия...
Так проходят века.
А для сохранения поражающей силы удара, для соблюдения традиций
прошлого, отдельно продумываются и тщательно разрабатываются состязания
в рубке предметов: свернутых циновок, кожаных кукол, лозы, жердей и тому
подобного...
("И правильно! Нечего зря Придатков портить -- как сказал бы тот же
Гвениль... Во-первых, Придаток тоже человек -- чего Гвениль никогда не сказал
бы -- а во-вторых, учишь его, учишь, душу вкладываешь, лет десять-пятнадцать
тратишь (а живут Придатки до прискорбного мало, даже самые лучшие) -- а
тут какой-то неумелый герой рубанул сплеча, и весь труд насмарку!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169