Америка… — Гарик вздохнул, — да там исторически сложилось: ее же на паритетных началах осваивали… Считай, с нуля начинали… И то, знаешь… У них там свои комплексы — индейцев повывели, теперь каются, волосы на себе рвут. Я, что ли, против равноправия? Нечего из меня палача народов делать. Но нельзя же сразу вожжи распускать — это уже не демократия, милый мой, это анархия… А эти пустозвоны… Ну, собираются они там, в галерее этой, митингуют… А то я не знал. Не в этом, Лесь, дело… За малого я и вправду беспокоюсь — потомок моего согнездника, как-никак… Вот уж ему там точно делать нечего. Повлияй на него, а? Не игрушки же.— Ну, — я помялся, — не знаю…— Так сколько, ты сказал, Вовке? — спросил Попечитель. Глаза у него были сплошь черные — ни зрачков, ни радужки. У них у всех такие. — Семь?Я стиснул зубы и промолчал.— Тесты он этой осенью сдает? — Он вздохнул. — Талантливый мальчик. До меня доходили слухи. Низкая толерантность, но талантливый… Но низкая толерантность…Сука, подумал я. А вслух сказал:— Бросьте, Гарик. В этом возрасте они все такие.— Мы хотим организовать школу здесь, — рассеянно заметил Шеф, — при Институте. Здесь ему было бы легче.Над головой у шефа виднелся циферблат часов, издевательски смахивающий на нимб. Я украдкой взглянул — без пяти десять.Он вздохнул.— Неспокойно сейчас, Лесь. Сам знаешь… Нижний Город — чисто тебе Америка; наркота эта, детишки с кастетами… Поговорил бы ты с ним, с Себастианом, мозги бы вправил… Меня-то он не послушает — еще сильней упрется. Тебя-то где так отделали? На Подоле?Я машинально потрогал скулу.— Сам ударился.Гарик пожал плечами. Сейчас он больше всего напоминал нахохлившегося ворона.— Так поможешь?У меня опять заболела скула.— И не проси, Гарик. Хватит с меня.— К Валентине твоей я сегодня съездил, — Гарик поднял голову и поглядел мне в глаза. — С утра пораньше и поехал. Изложил ей ситуацию. Недоразумение у вас вышло, я так понимаю…Я кисло сказал:— Иди ты к черту.— Ты же сам его видел, Лесь… Мне с ним не сладить: упертый малый. А так — способный парень, добрый… Таким больше всех достается… сам знаешь. Если бы Вовка твой…— Ты орла своего с Вовкой не равняй. Вовка последний раз уписался всего два года назад.— Ну, вырастет же он, дай Бог… Лично я тебя прошу, Лесь, понимаешь? Лично.— Если ты ждешь, что я буду тебе докладывать…— Незачем мне это. Без тебя, знаешь, найдутся… Ты только за Себастианом присмотри.Он вздохнул и извлек из ящика стола пухлый том.— Американские «Анналы» пришли. Хочешь посмотреть?Я насторожился.— А что?— Да там Смитсоны… доктор Шапиро, знаешь такого? Так он примерно те же разработки ведет, что ты с этим своим… как там его? Только они свою модель на ископаемом материале строят — они в Австралии копали. Первая монолитная экспедиция, между прочим… И еще в Африке — комплексная. Я так подумал, что тебе интересно будет.Сукин сын, мерзкий паршивый сукин сын… Обложили они меня, со всех сторон обложили. Я молча взял журнал, развернулся и пошел к выходу.— И пора тебе о докторской подумать, — сказал Гарик у меня за спиной.
* * *
Вернувшись в лабораторию, я занялся журналом — сначала неохотно, потому что ощущал себя опоганенным. Дозволенная храбрость — уже не храбрость. Мерзко, когда каждый твой шаг отслеживается, но еще омерзительней, когда все, что ты делаешь, просто равнодушно принимают к сведению. Но, в конце концов, я увлекся — Шапиро начал с того же, что и я… умные идеи приходят в умные головы одновременно… стоило появиться достаточно сложным машинам… Обидно — Ким все на ощупь осваивал, железо сам собирал, из тех списанных деталей, что я ему притащил. А у них мало того, что машины в свободном доступе — покупай, не хочу, — так еще и средства для этой экспедиции на Зеленый Континент выделили…Киму я позвонил с улицы, из автомата — полная глупость, раз уж они и так все про нас знают… Сказал ему про Шапиро — он сразу загорелся и затребовал журнал. Я сказал — занесу на днях, сейчас не до этого… и вообще — ты пока сам, ладно?— Нас накрыли? — сообразил он.— Вроде того. Васька-то твой как?— Получше… На глазах прямо… А то ты знаешь, он чихал так, и понос…— Ладно-ладно, — торопливо сказал я, — потом расскажешь.Когда я вернулся в лабораторию, позвонила Валька. Голос у нее был виноватый.— Твой Гарик сегодня приезжал. Ни свет, ни заря… — сказала она.Я хмыкнул.— Я, кажется, погорячилась.— Кажется…— Ты с ним не конфликтуй.— Да я и не конфликтую.— Он уж так извинялся… сказал, чтобы я сразу к нему обращалась, если что… Он тебя на завотделом продвигать собирается, ты знаешь?— Понятия не имел.— Им сверху план спустили. Люди им нужны — на руководящие…— Понятно.— Ну, хватит дуться, — вспылила она, — я же сказала, что погорячилась.Теперь она надолго притихнет, подумал я, раз уж убедилась, что единственным, кого я притащил в наше семейное гнездышко в ее отсутствие, оказался всего-навсего бестолковый родственник доброго и мудрого начальника. В конечном счете, я же для нее и старался — вон, Гарик какие золотые горы теперь сулит. То, что он меня, фактически, загнал в угол, я ей говорить не стал — пусть себе радуется.А еще через полчаса позвонил Себастиан.— Мне так неловко, Лесь, — начал он с места в карьер.Я сказал:— Ладно, проехали.— Гарик сказал, он все уладил. Это… недоразумение…— Я же сказал — проехали.— Тогда я хотел попросить тебя об одном… еще об одном одолжении.Я прикрыл глаза и вздохнул.— О, Господи… Ну что еще?— Это для Бучко, — пояснил он. — Понимаешь… друг моего родителя держит галерею в Пассаже. Я подумал — если там картину выставить… Это очень престижная галерея, его имя прозвучит, ты понимаешь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30