Вспомни, при Петре… Самодур? Самодержец, милый мой! В сущности, он же тогда положил начало Евразийскому Союзу.— А сколько народу он положил, ваш Петр?— Так он же грандов не меньше, чем людей, прижал.Я ухмыльнулся:— Это, разумеется, говорит в его пользу…Гарик, казалось, не слышал.— Я сам за Аскольда голосовал. Хотя мой комитет по его плану следовало упразднить… Он ратовал за самоуправление — по крайней мере, местное, за централизацию…— Я не хочу централизованно отправляться в резервацию. Чтобы как в Китае? Нет уж, спасибо!— Да откуда ты знаешь, как оно там в Китае? Никто же наверняка не знает.— Вот это, — сухо сказал я, — меня и беспокоит.Он покачал головой.— Знаешь, что меня поражает? Чуть ли не тысячу лет живем бок о бок, а кое-где и больше — и что? Чуть обстановка обостряется — мы виноваты! Террористке, бабе этой истеричной, ты поверил. Что ты из нас захватчиков делаешь? Завоевателей? А то не знаешь, как оно было. Да предки ваши, чтобы от набегов спастись, сами к нам на коленях приползли — приходите, мол, правьте! Детей своих продавали… да что там продавали — подкидывали, чтобы лишний рот не кормить…— Хватит, Гарик… Нечего тут мне пропагандировать… Без того тошно.Высшее существо он из себя корчит… Благодетеля. Господи, да если бы не этот их странный облик — не помогли бы им никакие аэростаты… Ничего бы не помогло. Вырезали бы, они бы и пикнуть не успели…Машина притормозила у кордона. Толпа почти разбрелась — словно кто-то резко повернул выключатель. Лишь с той стороны оцепления бродили возбужденные, затянутые в черную кожу подростки. Патрульные демонстративно их игнорировали. Дождь кончился, солнце уже садилось, и деревья на углу, казалось, были охвачены пламенем. Вода была как жидкое золото, мосты, перекинутые над Днепром, растворялись в этом огне.Гарик опустил боковое стекло и высунулся наружу, но патрульные уже расступились, увидев номера.— Куда теперь? — спросил он, выруливая на середину горбатой мостовой.— К «Човену».— А… — Он укоризненно покачал головой. — Опять этот Себастиан.— Да не при чем тут Себастиан. Он и не знал ничего.— Надо же, — проговорил Гарик недоверчиво.Улочка была слишком узкой, чтобы шикарный автомобиль Гарика мог протиснуться, — мы оставили машину на углу.Только бы она была жива, подумал я, говорят, Шевчук чудотворец, замечательный врач, но он же не всесилен.У двери, ведущей в галерею, мы остановились.На улице было пусто — она всегда не была особенно оживленной, но сейчас даже окна закрыты наглухо. Занавески повсюду задернуты.— Ну? — сказал Гарик.Я молчал.Дверь в галерею была заперта, и на замке красовалась большая сургучная печать.
* * *
— Они успели раньше, — сказал я уныло. — Люди Аскольда.— Похоже на то, — голос Гарика звучал невыразительно.Я ударил ладонью по двери. Деревянная панель отозвалась мягким гулом.— Шевчук… Бучко… они же всех уничтожат! Аскольду не нужны свидетели!Гарик вздохнул.— Лесь, — сказал он в этой своей дурацкой манере: терпеливо, точно ребенку, — ты же понимаешь… у меня нет никаких оснований ни в чем обвинять Аскольда. — Он поглядел на меня своими сплошь темными глазами. — Особенно, учитывая обстоятельства.Я молчал. Сначала этот дурачок Себастиан… Потом я сам… Вовлекли в свои игры ни в чем не повинных людей…— Может, — я перевел дыхание, — может, Шевчук успел… Он тут живет… рядом…Гарик дернул крылом.— У меня мало времени, Лесь.— Говорю, это совсем рядом.Здесь, на Петра-реформатора, тоже было тихо — но по-другому, по-обыденному тихо; из канализационного люка верещал сверчок, худая кошка вышла из-за угла, потерлась о мою ногу, но, увидев Гарика, тихо мяукнула и скользнула прочь.На стук вышла женщина — молодая, моложе Вальки, в грязном халате, который не сходился на животе — она была беременна и беременна заметно. Она мрачно, исподлобья взглянула на меня, но, увидев Гарика, оторопела и отступила назад. За спиной у нее качалась голая лампочка на шнуре, освещая захламленную прихожую.О, Господи, подумал я, она же и не знает… да что я ей скажу…— Вы, насколько я понимаю… э… супруга Шевчука? — произнес Гарик. — Рад познакомиться…Никогда они не умели ладить с нашими женщинами, подумал я ни к селу, ни к городу.Она молча кивнула, не сводя с него перепуганных глаз.— Мне бы хотелось знать… — неуверенно продолжал Гарик, но она все пятилась в прихожей, пока не оказалась в дверном проеме, ведущем в комнату, ее расплывшийся силуэт на миг застыл на фоне освещенного квадрата, она обернулась.— Кто это там? — раздался голос и, отодвинув женщину, в коридоре показался Шевчук.
* * *
— Ясно, — не глядя на меня, произнес Гарик, — я, пожалуй, пойду.— Но, Георгий… — возразил я нерешительно.— Мне здесь делать нечего, Лесь.Он резко развернулся, сел в машину, хлопнул дверцей и укатил. Я остался стоять на пороге. Мерзко, подумал я, до чего же мерзко. Шевчук, прищурившись, окинул меня взглядом.— Что ж, проходи, — сказал он равнодушно.— Незачем, Адам…Он пожал плечами.— Сдать меня хотел? — спросил он все таким же невыразительным голосом. — Мажора приволок… Так я и думал…— А ты, выходит, успел раньше…— Выходит, так. — Лицо его выражало одну лишь беспредельную скуку.— Бучко-то за что? Просто под руку подвернулся?— Подвернулся… А не прячь террористок… Они начали весь Подол прочесывать — от самых доков. Все равно бы наткнулись. И Бучко бы замели, и меня заодно… Что я должен… За так, из-за какой-то швали собой жертвовать? Или ею? — Он кивнул в сторону коридора. — Ради бандитов этих? Да с какой стати? И что ты так на меня вытаращился, Лесь, не понимаю! Ты ж сам… Подсуетился…— Я спасти вас пытался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30