— Что стряслось?— У меня нет времени. Уходи. Постарайся найти Себастиана…— Да он тут сидит…— А! — произнес Гарик несколько ошеломленно, потом сказал: — Хорошо… Постарайся не… не отпускай его…— Да что…— Потом поймешь.В трубке раздался какой-то шорох, потом далекий гул милицейской сирены.— Беги, Лесь, — торопливо проговорил Гарик, — ты меня слышишь? Беги! И скажи Себастиану…Какой— то посторонний звук, голоса, короткие гудки. Я осторожно положил трубку.Поглядел на рюкзак на полу, потом махнул рукой.— Пошли отсюда, парень.— А как же… — Себастиан недоумевал точно так же, как минуту назад — я.— Это Гарик звонил. Что-то там произошло. Похоже, его взяли.— Георгия?!— А что, так не бывало раньше? Ты же, вроде, учил историю…— При Петре, разве, — сказал он неуверенно. — Да и то…Я подтолкнул его к двери.— Хватит болтать, пошли.Верхние этажи элитарных домов оборудованы широкими уступчатыми карнизами — чистая декорация, разумеется, призванная тешить самолюбие крылатых созданий, давно уже, на заре эволюции, потерявших способность летать, но никак не желавших с этим смириться. По той же странной причине ни одному человеку — даже подросткам, которые вечно суют повсюду свой нос, — не приходило в голову ни с того, ни с сего разгуливать по этим карнизам: это были мажорские угодья, но угодья чисто символические, запущенные, обветшалые за ненадобностью. Я выбрался наружу через арочное окно и начал пробираться по карнизу, волоча за собой Себастиана.— Почему сюда? Почему не по лестнице? — проворчал он.— Помнишь вахтера? Который тебя впустил?— Ну?— Так вот, лучше не попадаться ему на глаза.Он, кажется, удивился. Люди из обслуги наверняка были для него не больше, чем полезными предметами, — несмотря на все его демократические позывы…— Он информатор, этот вахтер. Может, в холле нас уже поджидают…— Зачем?— Вот этого, — сказал я, — я и сам не понимаю.И, правда, я даже как свидетель бесполезен. Может, Аскольд полагает, что я припас еще какую-то карту в рукаве? Или что пленка все еще у меня? Или что кассета была не одна? Так плевать ему на эту кассету… Раз уж ему удалось с американцами все укатать… что он им обещал? Концессии? Дешевое сырье? Бесплатной рабочей-то силы у него скоро будет сколько угодно…— Лесь, — вдруг сказал Себастиан, — мне страшно.— Тебе-то чего? Тебя они не тронут… Впрочем, Гарика же они тронули.— Я боюсь высоты, — вдруг сказал Себастиан.Я вытаращился на него.— Вот это номер…— А ты думал… — Он почти всхлипнул. — Мы же давно потеряли способность… летать… Вроде бы, какая разница? А все равно, позор… каждый раз, когда… эти воздушные потоки… аж сердце из груди выпрыгивает — а как я могу показать? Стыдно же…Я с трудом подавил усмешку.— Ясно.— Я никому… только тебе…— Польщен…Осторожно (вряд ли эти конструкции отличались прочностью) подошел к самому краю карниза и выглянул на улицу. Два автомобиля с визгом затормозили у подъезда, из них выбежали люди в униформе, затем вальяжно выбрался мажор.— Плохо дело… Нужно сматываться, Себастиан.— Но я…— Понял, понял. Мы осторожненько…Я двинулся вдоль карниза. Проклятая кровля проламывалась под ногой, вниз, шурша, сыпались обломки, оседая на нижнем, более узком, козырьке. Себастиан брел за мной, распластавшись по чисто символическому ограждению, — я слышал, как он что-то тихонько шепчет, сам себя успокаивая.Со стороны Второй Владимирской карниз вытянулся, почти соприкасаясь с карнизом другого дома, — я так и представил себе мажоров, перелетающих с одного дома на другой, кружащихся в небе, как кружатся в солнечном луче снежные хлопья. Должно быть, обаяние этой никогда не существовавшей картины намертво поразило и их самих — иначе не держались бы так упорно за эти архитектурные излишества.— Давай, Себастиан.Он подобрался поближе к краю, заглянул вниз, отшатнулся…— Ох, нет!— Да не смотри ты туда! Прыгай.— Сначала ты, — взвизгнул он.— Черт с тобой. Ну, смотри!Я разбежался, стараясь не топать слишком громко, и, оттолкнувшись от края, перемахнул на ту сторону. Карниз у меня под ногами прогнулся, но устоял, я упал на колени, зацепился за кабель телевизионной антенны, змеившийся по козырьку, выпрямился.— Ну же, Себастиан! Если уж мы, обезьяны, можем, то уж вам-то…— Ты не…— Брось, это формальности. Прыгай!С минуту он еще топтался на той стороне, потом решился, разбежался и, нелепо хлопая крыльями, перемахнул через расщелину. Нужно сказать, у него это получилось гораздо лучше, чем у меня.Я подхватил его прежде, чем он успел поскользнуться на покатой крыше.— Отлично!Он дрожал всем телом.— Я уж думал… Это все? Больше не надо?— Надеюсь.Чердачное окно было распахнуто. Я нырнул туда, высадил пожарным ломиком хлипкий замок на двери и оказался на верхней площадке.— Пошли… только тихонько…После приключений на крыше ему море было по колено — он так и рванул. Я еле поймал его за крыло.— Спокойней, малый…Он обернулся ко мне.— А… Я, правда, хорошо управился?— Правда, — серьезно сказал я.Что ж его родитель так его застращал? Или просто — равнодушен к нему, что, в общем, еще хуже. Чтобы малый из-за нескольких слов одобрения был готов шею себе свернуть!Черный ход был открыт — наверняка, они бросят людей и сюда, когда догадаются, каким путем мы ушли, но пока двор и прилегающий переулок были пусты. Мы выбрались беспрепятственно.— Теперь куда? — покорно спросил он.— Понятия не имею.Мы пересекли пустующий сквер, миновали несколько длинных и темных одноэтажных зданий… Откуда-то слышался тоскливый, надсадный гул, рокот колес, лязг железа, ударяющегося о железо… Тут только я сообразил, что мы находимся где-то в тылах Центрального вокзала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30