Я спорить не стал — заложил руки за голову и сделал шаг в сторону.— Обыщи его, Митяй, — велел сержант.Только тут мажор вмешался — до сих пор он, видимо, занимался тем, что приходил в себя. Они все немножко заторможенные — с нашей точки зрения.— Оставьте его, это со мной, — поспешно сказал он.Волшебная фраза.— Тогда какого черта? — недовольно рявкнул старший.Я решил, что пора бы уже и мне замолвить за себя словечко.— Была уличная драка, — пояснил я, — на нас напали.— Подростки, — пояснил сержанту Митяй, — я видел, как один бежал… Это местная банда — как-то так они себя называют, «Белые акулы», что ли. Это они после матча… возбуждены немножко… Киев-то Москве продул.— Так матч неделю назад был, — заметил сержант.— Вот я и говорю, — согласился Митяй. — Давайте-ка, уважаемые, мы вас подбросим наверх — от греха подальше.Это было разумное предложение, и я уже открыл рот, чтобы согласиться, но мой напарник неожиданно произнес:— Спасибо, мы сами…Я закрыл рот.— Ну, — сухо сказал сержант, — как хотите…В его тоне явственно читалась неприязнь — он и сам, должно быть, терпеть не мог мажоров, — особенно тех, которые суются куда не следует, а потом отвлекают честных людей от их прямых обязанностей.Он забрался в автомобиль и хлопнул дверью.Я сказал:— Ну и глупо.— Мне тут надо… — сказал мажор неуверенно, — зайти в одно место.— Вы выбрали неудачное время, — заметил я. Место он тоже явно выбрал неудачное, но этого я говорить не стал.— Я же на такси подъехал, — тоскливо сказал мажор. — За углом остановил… подумал, неудобно. Кто ж знал, что обезьянки…Я сухо сказал:— Тебе, похоже, мало врезали.— Ох, — виновато ответил он, — простите. Я не хотел. Так вырвалось.— Ясно, — ответил я, — я понял.— Нет… я, правда… меня зовут Себастиан…Я подумал…— Ладно, — сказал я, — проехали. Пьер-Олесь Воропаев, сотрудник Технологического центра.— Так вы тоже? — обрадовался он.Я спросил:— Что — тоже?Тут уж он явно растерялся. Потом пояснил:— Я думал, вы в «Човен» идете. Вон в ту галерею.Я вспомнил, что проходил мимо — дверь под нависающим козырьком, стенка размалевана причудливыми узорами… Галерея находилась за углом, но даже отсюда было видно, что одинокое окошко все еще отбрасывает на булыжник мостовой пятно теплого света.— Чего мне там делать?— Наверное, ничего, — вздохнул мажор. — Тогда… не проводите меня? В порядке одолжения?Ребятишки вполне могли разбежаться не очень далеко, подумалось мне.Я вздохнул.— Ладно. Только учти, если там есть телефон, ты вызовешь такси. При мне. К подъезду.Он покорно ответил:— Договорились.Двери в галерею были заперты, но сверху свисал шнурок — видимо, от эдакого богемного колокольчика. Я подергал, и, действительно, где-то в глубине двухэтажного домика раздался мелодичный звон. Я прислонился к сыроватой штукатурке, с которой на меня таращились совершенно нечеловеческие рожи, и стал ждать. Мажор тоже топтался на крыльце, стараясь держаться от меня на расстоянии. Брезгует… И какого черта они все время лезут в наши дела, если испытывают к нам почти непреодолимое физическое отвращение, — вот что интересно… Тут он увидел, что я за ним наблюдаю, и слегка придвинулся — видно, неловко стало. Вид у него при этом был несколько напряженный. Господи, подумал я, мало мне Кима с его котом, так еще и этот на мою голову…Себастиан ни с того, ни с сего сказал:— А я брал уроки живописи. У Горбунова.Я так и подумал, что малый с претензией. Но из вежливости спросил:— И как?— Он сказал, у меня верный глаз, — уныло ответил Себастиан.— И твердая рука?Он вздохнул.— Да, он так и сказал.В последнее время их молодежь просто помешалась на этой чертовой политкорректности — знай, твердят то «вы ничем не хуже нас», то «мы ничем не хуже вас» и рвутся в области, к которым у них сроду никаких способностей не было — вроде той же живописи. Видел я такую мазню — похоже на заключенную в рамочку иллюстрацию из учебника по начертательной геометрии.В коридоре раздались шаги.Себастиан сказал:— Колер мне не дается.Даже это, подумал я, не причина, чтобы по темноте посещать галерею в Нижнем Городе. Может, он за дурью сюда таскается? А вся эта живопись так, для отвода глаз? Да нет, не похоже… Парень, вроде, приличный…Но на всякий случай я спросил:— Знаешь такого Шевчука?— Адама? — обрадовался он. — А как же! Он заходит сюда… иногда… Такой человек… А вы откуда его знаете?— Так, учились вместе…Дверь приоткрылась — если мужик, который осторожно выглянул в щелку, и был владельцем галереи, то для художника он выглядел слишком нормальным, — не то, что этот придворный шут Горбунов. Из чего я заключил, что он, скорее всего, и впрямь неплохой живописец.Он поглядел на томящегося на пороге Себастиана и открыл дверь пошире.— Проходи, малый, — сказал он, — все уже ждут. А это кто?Мажор явно был ему знаком, а вот на меня он косился с подозрением.— Это со мной, — повторил Себастиан волшебную фразу.— Бучко, — сказал художник, — Игорь Бучко. Я вроде как хозяин этого борделя. А вы кто?Я представился.— Сотрудник Технологического Центра, — дополнил Себастиан.— Да ну? — равнодушно произнес Бучко. — Ну, проходите…Нижний этаж, в сущности представлявший один выставочный зал, тонул в полутьме. Полотна на стенах слабо мерцали пурпуром, золотом и глубокой синевой. Я остановился, приглядываясь.— Вон та — моя, — сказал Бучко, — слева, внизу.На полумесяце сидел мажор и болтал ногой. Перекрещенные крылья отбрасывали на очень условное лицо серебристый отблеск. Я сказал:— Я бы повесил такую у себя дома.— Это не критерий, — почему-то вдруг обиделся Себастиан.— Напротив, — возразил Бучко, — это, пожалуй, единственный критерий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30