— Вот так так! — брезгливо произнесла Валька.— Погоди, — торопливо сказал я, — сейчас я тебе все…Но она уже отодвинула меня и решительным шагом двинулась в комнату. На миг она замерла, потом обернулась ко мне — лицо ее перекосила гримаса отвращения.— Значит, пока я там твоему сыну сопли утираю, ты вот что… — горло у нее перехватило, и оттого голос звучал устрашающе, — ах ты… мерзавец, подонок, извращенец поганый…— Ты совсем не…— С мажорами он балуется… Господи, уж лучше бы ты бабу привел…— Но это…Но она уже закусила удила.— Мерзавец! — Она заплакала так, что плечи затряслись. — Ах, какой же ты мерзавец! Подонок…— Валечка, но это же совсем не…Тут вмешался этот идиот:— Послушайте, я только хотел…Тут Валька развернулась и изо всех сил вмазала мне по морде. Пока я очумело мотал головой, она развернулась и выскочила в коридор, я слышал, как простучали, сбегая по лестнице, каблучки. Оттолкнул неуверенно топтавшегося в прихожей Себастиана и выбежал наружу. Как раз вовремя, чтобы увидеть, как мигнули сигнальные огни отъезжающей от подъезда машины. Какое-то время я еще бежал за ней, размахивая руками, потом развернулся и побрел обратно.Себастиан все еще стоял в коридоре.— Уехала? — сочувственно спросил он.— А то… — устало ответил я.— Лесь, — нерешительно сказал он, — мне очень жаль, я…— Вон отсюда! — Я устало вздохнул и прикрыл глаза. — Демократ недорезанный…
* * *
Киму я позвонил рано утром — тот сразу взял трубку, видно, полночи провел на ногах. Неужто и впрямь из-за кота этого?— Ну что? — спросил он торопливо.— А пропади ты пропадом…Он понял правильно.— Ох, спасибо, Лесь. Я тебе по гроб жизни…— Это уж точно, — кисло сказал я. — Слушай, мне на службу… Давай у Золотых Ворот…— Я уже, — булькнула трубка, — уже иду.Вечером поеду в Осокорки, подумал я, может, к вечеру она отойдет…Пакетик я засунул в корешок «Объединенной истории» — тоже мне, конспирация. Заглянул в зеркало в коридоре и очень себе не понравился. Все… больше никто у меня ни о чем просить не будет! То есть… всем буду отказывать…Опорные бревна Ворот истлели в незапамятные времена и были заменены декоративными бетонными брусами — кажется, горбуновский проект… Чудовищная получилась конструкция, но Городской Совет утвердил… Ничего удивительного — там почти сплошь мажоры сидят. Рядом громоздился памятник князю Василию — крылья у национального героя были раза в два мощнее нормальных — художественное преувеличение. Вот так Горбунов и пролез наверх: он им на парадных портретах крылья подрисовывал… вроде чуть-чуть, а все равно совсем по-другому смотрится. У них, у мажоров, свои комплексы…Ким уже топтался рядом с Василием — никакого сравнения! Да, жалок человек!Я протянул ему «Объединенную историю».— Возьми… почитай…— Ох, спасибо, Лесь, — повторил он. Потом нерешительно добавил: — Сколько с меня?— Век не расплатишься, дурень…— Ну, все-таки, сколько?Я назвал цифру.Он помолчал, потом робко проговорил:— Я частями, ладно?— Ладно… Ты хоть что-то сделал?— А как же! — Он оживился. — Сделал! С Китаем у меня интересная штука получается, такой, понимаешь, Китай… А уж народу! Ты прав был, Лесь, — тут не в жратве дело… Что-то тут другое.— Наличие еще одного разумного вида уже само по себе способно сдерживать рост населения, — сказал я. — А Европа как там?— Европу я пока не трогал. А степняки все равно прут. Так я пойду? Пока вызовов еще нет, а?— Валяй… — И, когда он уже торопливо двинулся прочь, окликнул его: — Эй, а кота-то как зовут?— Васька, — ответил он, не оборачиваясь.
* * *
Я было двинулся к себе, но на вахте меня задержал Тимофеич.— Тут Георгий звонил. Так он просил зайти.— Когда?У меня по спине пополз неприятный холодок.— Полчаса как, — сказал Тимофеич. — Он так и сказал: как появится, пусть сразу зайдет…И я поперся в Административное здание…Кабинет Окружного Попечителя располагался на шестом этаже — я умучился, пока дошел. Лестница была крутая, лифтом я не мог воспользоваться: просто шахта с площадками-выступами, овеваемая потоками восходящего воздуха.Раздвижная дверь была закрыта, сквозь матовые стекла проглядывал смутный силуэт — в кабинете горел верхний свет.Постучал и, услышав приглушенное «входите», закрыл за собой дверь.— Вызывали? — спросил я как можно нейтральнее.— Да, — сказал Гарик, — вызывал. Извини, если оторвал…Неужели пронюхал, подумал я. Сколько ни внушал себе, что ничем таким, собственно, я и не занимаюсь, ощущение нечистой совести все равно не проходило.— Ничего… я только пришел.— Тем более, — гуманно заметил Гарик, — как там твои? Валентина?То ли он и впрямь всех подопечных по именам помнил, даже их домочадцев, то ли досье просмотрел… скорее, второе…Я невыразительно сказал:— Ничего.— Как Вовка? Сколько ему?— Семь будет. — Я все гадал, что ему, собственно, надо.— Говорят, ты в Нижний вчера ходил, — мимоходом заметил Гарик.Вот оно что…— Ну, ходил… Однокурсника своего навещал. А откуда, собственно…— Ну что ты, Лесь, — укоризненно произнес Гарик, — как маленький.Я так с Вовкой разговариваю. Чтобы, не приведи Господь, не подумал, что с ним обращаются снисходительно.— Знаю я твоего Шевчука… слышал…— А слышал, так чего тебе от меня надо? — сухо сказал я. — Сами и разбирайтесь. Затравили человека… парень такие надежды подавал…— Да ладно тебе, — примирительно заметил Гарик. — Чего разбушевался? Шевчук — диссидент, тоже мне, новость. А то я не знал. Все вы — диссиденты. Кто явный, кто скрытый.— Ты за всех-то не расписывайся. Есть же индекс толерантности…— Брось, Лесь… Мы с тобой оба отлично знаем, что такое индекс толерантности — как надо, так и сделаем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30